Читать «Двойное отражение, или Эпизоды иной жизни Александра Грибоедова» онлайн

Клугер Даниил

Двойное отражение, или Эпизоды иной жизни Александра Грибоедова

Даниэль Клугер

ДВОЙНОЕ ОТРАЖЕНИЕ

или Эпизоды иной жизни Александра Грибоедова

"На очень холодной площади в декабре месяце тысяча восемьсот двадцать пятого года перестали существовать люди двадцатых годов с их прыгающей походкой."

Юрий Тынянов. "Смерть Вазир-Мухтара".

1.

Странная стояла погода - словно в сказке: "Принеси мне то - не знаю что, и приходи ко мне в день, чтобы был он нелетним-незимним, невесенним-неосенним." Такой вот выпал день, не относящийся ни к одному времени года. Впрочем, любой день в году мог бы оказаться таким же. В рощице гремели пистолетные выстрелы, хотя время было мирное, да и дуэлянтами это место посещалось нечасто. Дуэлянтами - возможно. Тем не менее, действительный статский советник Александр Сергеевич Грибоедов не нашел ничего более подходящего. "Для глупостей, - как полагал его же собственный лакей. - От безделия это-с. Или же от скуки-с. И с чего баре так скучают? Сколько радостей вокруг-с". Лакейские соображения вовсе не интересовали Грибоедова, потому, видимо, лакей сидел на козлах брички, вместо кучера, и с неизъяснимым высокомерием посматривал на своего барина, а заодно и на раскрасневшуюся Элен Булгарину. Только при звуке очередного выстрела и гулком взрыве разлетающейся бутылки из-под "Клико", инстинктивно жмурился, после чего презрительно усмехался. А выстрелы гремели с завидным постоянством, через почти равные промежутки времени, так что со стороны могло показаться, будто на опушке рощицы идет облавная охота, вот только не слышно собачьего бреха. - Если бы я знала, что так трудно этому научиться, ни за что бы не начинала, - мадам Булгарина капризно поджала губы. - Честное слово. - Ну что вы, Леночка, - сказал Грибоедов. - У вас прекрасно получается. Просто нельзя же научиться всему сразу. - Это ужасно! - она нахмурилась. - Опять не попала! Саша, ну покажите же еще раз, что нужно делать, и не смейтесь, пожалуйста, не то я рассержусь. - Я вовсе не смеюсь, Элен, с чего вы взяли? - Но улыбаетесь, что еще хуже, - заявила Леночка. - Хорошо, буду серьезен, как гробовщик. - Фу, Саша, что за сравнение. - Не лучше и не хуже других... Позвольте, - сказал Грибоедов, отбирая у нее пистолет. Сказал уже без улыбки. Прикосновение к оружию всегда возвращало ему серьезность. Он зарядил пистолет, взвел курок. Очередной выстрел гулко отозвался в рощице. И, само собой, из-за ближайших деревьев, будто еще одно эхо, раздался оглушительный птичий крик. Переполошенная стая шумно снялась в небо. Странный каприз для юной красавицы - во что бы то ни стало научиться стрелять. Впрочем, не столь уж юной и не столь уж...Да и муж мог бы научить не хуже - как-никак, бывший капитан, воевал в двенадцатом. Впрочем, Булгарин не любил вспоминать о своей службе в армии Наполеона, о нашествии двунадесяти языков, равно как и о польском своем происхождении. А почему, собственно? В наше-то время... Если и попрекнет кто, разве что из вечно недовольных и уязвленных беллетристов. Не пользующихся благосклонным вниманием читающей публики. Публика, конечно, дура, но и литераторы, судя по всему, ненамного умнее. Да, странная погода, странный каприз, и странно, что сам Грибоедов получал большое удовольствие от этих уроков. Впрочем, этого он не показывал. Ибо стыдился необъяснимых чувств и необъяснимых поступков. Хотя все ли на свете подлежит объяснению? Леночка захлопала в ладоши: - Браво, браво, Саша, ей-Богу, жаль, что вы не военный. Вы были бы необыкновенно хороши в мундире. - Вряд ли, - сухо сказал он. - Была у меня тяга к военной карьере - в юности. К счастью, чаша сия меня миновала. - Теперь позвольте попробовать еще раз, - сказала Леночка. - Прошу, мадам. - Как вы, однако, серьезны, Александр Сергеевич. Грибоедов рассмеялся и развел руками. - На вас, право, не угодишь. То я смеюсь не вовремя, то излишне серьезен. - Напрасно вы спорите, - упрямо сказала Булгарина. - Вы и такой, и эдакий, но словно все время - мне назло. Сколько вас знаю - и никак не решу: какой вы? Какой вы на самом деле? Грибоедов снова развел руками и ничего не сказал. - Мне все время кажется: вы здесь - и нет вас, - тихо сказала она. - Я боюсь отвернуться: вдруг вы исчезнете. Право, что с вами? - Ничего, - сказал Грибоедов. - Ничего, в самом деле. Вы просто устали. Хотите, прервемся на сегодня? Я отвезу вас домой. - Лучше покажите мне все еще раз, не то мы с вами сегодня поссоримся. Леночка вздохнула. - Несносный у вас характер, Саша. До сих пор не понимаю, как я вас терплю? Он перезарядил пистолет и улыбнулся. - Продолжим, если угодно? Леночка кивнула. - Видите ли, - он вновь улыбнулся, - вы слишком резко нажимаете на собачку, а следует это делать мягко, плавно. Вот, - он протянул ей пистолет. - Прошу. Отличный пистолет. Работы Лепажа. Давно ли он у Фаддея? Я и не знал. Для учебы следовало бы взять что попроще. Леночка, словно с неохотой, приняла его. - Нет, - сказала она. - Просто этот ваш пистолет - уж не знаю, Лепажа или еще кого, но он слишком для меня тяжел. Видите, у меня не хватает сил держать его. Господи, как вы невнимательны нынче, Александр! Помогите же мне. Он осторожно взял ее за руку. Тонкие белые пальцы разжались, пистолет выпал. - Правда ли, что вы покидаете нас? - тихо спросила она. - Тадеуш сказывал, вас отсылают на Кавказ, к генералу Ермолову. Надолго ли? Он молча смотрел в ее светлые влажные глаза. Тщательно уложенные волосы отливали зеленью. - Надолго ли?.. Бездонное небо опрокинулось на них. У него захватило дух. Он не ответил. ... Впоследствии, много дней спустя, мягко покачиваясь в кибитке, уносившей его на юг, на Кавказ, к генералу Ермолову, к чеченцам Грибоедов неожиданно вспомнил эту их встречу, потому, видимо, что она оказалась последней. И - странно - помнилось все: слова, жесты, даже птичий крик и гром выстрела. Не мог он вызвать в памяти лишь одного - ее лица. Закрывал глаза - и виделся ему лишь туманный силуэт, без четко обрисованных черт, без красок. Туманный силуэт на фоне бездонного серо-голубого неба. Словно кто-то небрежно мазнул кистью по незавершенному пейзажу. И казалось тогда, что сам он - не участник, а лишь зритель, праздный щеголь, явившийся на модный вернисаж, и в действии - чья=то неясная фигурка на листе бумаги, запечатлевшем опушку рощицы (штрихи пера - стволы деревьев), две фигурки (два мазка размытой туши). И все это - в изящной тонкой рамке. Когда кибитка, в очередной раз, остановилась перед станциею, и Грибоедов пошел показывать смотрителю подорожную и требовать новых лошадей, охватило его вновь подобное чувство - некоей странности, а вернее говоря нереальности происходящего. Дорога, по которой он следовал, сразу за станциею уходила в густой, молочный туман, и все, что видно было за полосатыми столбами, казалось смутным рисунком, выполненным пером на листе бумаги, не хватало лишь рамки. И позади все представлялось рисунком, столь же смутным. Когда кибитка вновь тронулась в путь, подумалось ему на мгновение, будто выехал он из одного рисунка и попал в другой, и отныне превратился всего лишь в персонажа, коего прихотлиая рука неведомого художника, по воле своей, перенесла с одного листа на другой.