Читать «Двое и война» онлайн - страница 56

Тоня, считавшая свою подружку неопытной, неприспособленной, готовой пропасть без ее, Тониной, помощи и совета, думала с некоторым удивлением и завистью: «Как это она быстро сообразила все — и про женщин, и про редакцию?..»

— В горсовет зайду, если в редакции не удастся адреса узнать, — продолжала между тем Елена. — Язык до Киева доведет!

Стиснув Тоню в объятиях, Елена обцеловала вдруг ее лицо:

— Спасибо тебе, Тонюшка! Ты у меня единственная такая. И пожалуйста, присматривай тут…

— Ленушка, зачем, зачем тебе ехать? — все пыталась отговорить ее Тоня. Елена сцепила в досаде руки, заметалась по дому.

— Ну как вам всем объяснить? — А успокоившись, остановилась перед Тоней: — Не свихнулась я. Не загноились мои мозги. Не помутился разум. Можете вы все усвоить это? Ну, нету, нету мне покоя, и все. Понимаешь? А как жить, если нету покоя? Если сердце, голова — все — толкают: ищи! Кто-то же видел его в последний раз?

— Ладно, ладно, — успокаивала ее Тоня, ничуть не убежденная этими словами, но понявшая, что уговоры бесполезны и напрасны. — Ладно, присмотрю я и за домом и за печкой. А Коля топить будет. И нечего тетку Марью сюда впутывать. У нее и без твоих забот полон рот: семейка — цельный взвод. Зойка, если захочет, пусть у меня ночует. Да такая хозяюшка, она еще и мне помощницей будет. Правда, Зойка?

— Ну вот и договорились! — облегченно вздохнула Елена.

— Ой, Лена, — плаксиво заныла Тоня, — рожу я какого-нибудь психопата! Все тревожусь, все плачу через тебя. А ты, как назло, новые да новые волнения подбрасываешь.

— Тонюшка, родненькая, все будет хорошо! Вот увидишь — все будет хорошо! Ну, неси яблоки, угощай нас!

4

Дороги… Много их в мире, разных. Вьются по земле, опоясывают земной шар тропинки, тележные колеи, гладкие, лоснящиеся, как тела китов, горбы асфальтированных дорог. И годы кружат, колесят, как земля вокруг солнца, без остановки, без отдыха.

— Ну как?

— Не он.

«Не он…» Сколько раз произносила Елена эти слова в ответ на Тонино: «Ну как?» А отпуск — один в году, и она успевает в два, редко — в три места. И все же за минувшие годы много она поездила. Пешком обошла места самых тяжких танковых боев.

Но дороги немы. Мысль о том, что, возможно, где-то ступала Елена на ту самую землю, по которой шел на своем танке Иван, впервые явилась ей на солнечной степной дороге посреди бескрайнего, неохватного глазом простора. Серебряным поясом, невзначай оброненным кем-то, дремала в травах и цветах речка-невеличка. А над долями, над травой, над сонливой речкой, над всей этой зеленой бескрайностью крохотной точкой, то видимой, а то пропадающей в сиянии солнечных лучей, висел жаворонок. Песня его стекала на землю из голубой просторной вышины, звенела струной.

Забыв все — и светлое, хорошее, и горестное, — стояла Елена на холме. Руками, глазами, сердцем обнимала она уходящую вдаль, за горизонт, степь, желая припасть к ней грудью, впитать ее в себя и вечно носить ощущение исходящего от нее счастья. Переполненная жаждой поисков и надежд, душа Елены, еще трепетавшая болью и грустью, стала оживать, освобождаться от тяжести и усталости. Елене хотелось петь — просто так, без слов. И она готова была запеть. Но с тропинки во ржи вынырнули люди с рюкзаками за спиной — совсем немолодые, усталые. Взойдя на холм, где стояла Елена, они молча глядели окрест, щурились, подставляя солнцу лица.