Читать «Два мистических рассказа о Гражданской войне» онлайн - страница 8
Петр Николаевич Краснов
— Нет, не грабить, — спокойно ответил пойманный. — Я никого никогда не ограбил.
— Ладно. Так зачем же убили?
— Это месть.
— Вы его знали?
— Нет, я его не знал. Сегодня первый раз увидал.
— Ишь ты, — раздались голоса в толпе.
— Ты, брат, зубы-то не заговаривай, не болят. Стройся по расчёту. Расстрелять! Чего попусту возиться — убил своего товарища — расстрелять и только.
Глухо волновалась толпа. Метались в сумраке ночи худые косматые руки, пальцы сжатые в кулаки, мрачные тупые глаза бросали недобрые косые взгляды. Надеяться на помилование было невозможно, смерть уже нацелилась в него и готова была схватить его когтистыми руками, а он стоял так же величаво спокойный. Даже руки сложил на груди.
— Я мщу не ему одному. Я его не знаю, я мщу всем солдатам. И этот не первый, — сказал он, когда на минуту стихли крики.
Дело принимало особый оборот. Вина усугублялась, казнь грозила стать не простым расстрелом; возмущенная толпа могла начать избивать его медленно, приближая смерть, увеличивая мучения, а он шёл на это. Шёл, и все-таки был спокоен.
Коренастый матрос, в фуражке с козырьком на затылке и в хорошо сшитом чёрном бушлате, с большим лицом, бледным, измученным, на котором умно смотрели глаза, не то офицер, не то боцман вышел из толпы и медленно спросил:
— Так это не первый, кого вы убиваете? А который?
— Восьмидесятый, — невозмутимым тоном ответил пойманный. Ахнула толпа и, теснее сгрудившись, придвинулась почти вплотную к этому солдату. Цифра поразила и её, привычную ко всяким зверствам.
— Тут не место для шуток, — строго сказал человек в боцманской шапке. — Если вы говорите о тех, кого вы убили на войне, это нам не интересно.
— Нет, — всё так же спокойно, с чуть заметной усмешкой на тонком выразительном лице проговорил пойманный, — это восьмидесятый русский солдат, которого я убиваю ночью во время сна всё одним и тем же метким ударом ножа, вскрывая ему весь живот.
— Он сумасшедший, — пробормотал матрос в фуражке боцмана. — Все равно и сумасшедшего расстрелять. Ишь, какой выискался сумасшедший! Слышьте, товарищи, восьмидесятого солдата зарезал… Его не то, что расстрелять, замучить надо.
Примолкшая было толпа опять загалдела. Кто-то сзади, стараясь протискаться ближе, прокричал:
— Это что же, товарищ, вчера ночью на северном вокзале солдатику живот, значит, распорот, на месте уложен, — ваша работа?
— Моя, — отвечал смело пойманный.
— Постойте, товарищи, сказывали в трактире Севастьянова позапрошлою ночью тоже солдатик убит. Правда, что ль?
— Это я убил. Я говорю вам, что этот — восьмидесятый.
Жадная до крови, привычная к убийству толпа матросов и солдат смотрела с любопытством и уважением на человека, отправившего, по его словам, восемьдесят солдат на тот свет ударом ножа, даже и по их понятиям, даже и в их мозгу, тупом и грубом, эта цифра совершённых злодеяний производила впечатление и интересовала их.
— Антиресно выходит. Товарищи, ну пускай он перед смертью покается, как это он, значит, восемьдесят бедных страдальцев солдатиков уложил. А там мы обсудим, как его за это замучим.