Читать «Дар Седовласа» онлайн - страница 69

Дмитрий Гаврилов

Нередко бортни устанавивали на деревьях, тогда толстому и тяжелому лесному хозяину не полакомиться дармовым медком. Бортник ловко поднимался по стволу, и, прикрепив себя сыромятными ремешками, выдалбливал полость, называемую бортней. Ульи же обычно делали из спиленных деревянных колод, что нередко поднимали под самую крону, и не одну штуку, а сразу несколько.

Как-то за работой Кулиш, сынок Манилы, располосовал себе бок, Медведиха никак не могла остановить кровь - повязка промокала. Хотели нести отрока к Станимиру, но на счастье Кулиша словен как раз вернулся от воеводы и сумел заговорить рану, не хуже иного знахаря, посыпав ее измельченными листьями мяты да подорожника:

"На море, да на Окияне, на острове да на Буяне Седовлас стоит, рудой крови велит: "Ты, кровь-руда, стой - кладу запрет на тебя с листвой! Ты, руда-кровь запекись - с раны не растекись!"

С тех пор местные зауважали иноземца, благодарил и Манило, да Станимир, осмотрев шрам Кулиша, похвалил словена. После памятного случая с Домовым это была вторая похвала старика за осень. Удостоиться такой чести доселе никто не мог.

Целебную траву, понятно, собирал не он, ведь гостил в Домагоще недавно - выручила Ольга, что знала и цветок, и корешок. Зато словен сам готовил отвары, и пользовал ими себя как изнутри, так и снаружи. Черные одежды и нелюдимость прочно закрепили за молодым волхвом прозвище "Черниг". Так именовали темных кудесников, осевших в дремучих Черниговских лесах, где искали они покоя от сует обыденной жизни. Впрочем, естества своего волхвы не сторонились, и коль приходила к ним, бывало, женщина, пораженная бесплодием, но желавшая иметь дитя - никто не смел ей отказать в этом чуде, иначе гнев Черного бога непременно бы настиг такого служителя.

А с запада и с юга слетались вести одна хуже другой. Разведчики сообщали о необычайном оживлении в стане печенегов да о посольстве к ним киевского воеводы Бермяты. И вспоминали ратные мужи, как ярились пожарищами светлые летние ночи, как вспыхивали факелами деревни, сгорая одна за другой дотла. Но даже старики сходились в мнении - никогда еще Домагощу не угрожала столь серьезная опасность.