Читать «Дали глазама Аманды» онлайн - страница 175

Аманда Лир

Я обо всем этом не знала и выехала в Канны, чтобы представить документальный фильм, снятый во время моего прошлого турне, я собиралась его пустить в продажу на видеокассетах. Я вынуждена была проделать все то, что проделывали обычно звезды на Круазет, и я сфотографировалась на ступеньках дворца фестивалей, на пляже, давала интервью. Мы обедали прямо на песке вместе с мэром Канн и Франсиной Вэйсвеллер, фотографы без конца меня дергали: «Аманда, посмотрите сюда! Аманда, посмотрите туда! Пожалуйста, улыбочку! Еще раз посмотрите туда…» Я покинула Канны более чем раздраженная, мне все опротивело.

Я услышала о болезни Дали по радио. Я тотчас же ему позвонила. Его голос был слабым и сорванным, он разговаривал со мной недолго. Гала пыталась меня успокоить, но я почувствовала, что она взволнована и устала от всего этого. В прессе публиковали вызывающие жалость фотографии Дали. Намекали на то, что Сабатер много приобрел во время болезни Дали, что он его полностью обокрал, что мэтр остался без гроша и что Гала много проиграла. Короче говоря, это был ужасный набор сплетен.

В это лето, к несчастью, я поехала в турне по Греции. Гала мне позвонила однажды вечером, когда я была в Афинах. Она рассказала, что Дали не хочет больше ни рисовать, ни читать, ни видеться с кем бы то ни было. Она расспросила меня о моем теперешнем положении и вдруг съязвила: — Все-таки ваш успех — это нечто странное. Вы так плохо поете. Я слушала вашу пластинку вчера вечером, можно было подумать, что это голос старого пьяницы. Когда я подумаю о таланте Джефа, я отказываюсь это понимать. Конечно, вы очень хитры… Я прочитала статьи о вас, когда шла к парикмахеру, здесь, в деревне. Вы постоянно говорите о Дали: Дали здесь, Дали там. В сущности, вами интересуются только из-за Дали.

Я была сбита с толку, но поняла, что она очень взволнована.

В другой раз Дали меня упрекнул, что я плохо говорила о Гале в одном интервью. Я не припоминаю, чтобы я дурно о ней отзывалась, и заверила его в своей лояльности, но Дали настаивал:

— Вы говорили о ней плохо. Мне это подтвердили. Я не буду вашим другом, если вы не будете уважать Галу. И вы это знаете.

Я легко представила себе все эти россказни и гадости, которые ему могли передать обо мне. Но в результате наши отношения стали еще более напряженными.

В ту зиму в Париже он представлял собой жалкое зрелище. Болезнь, казалось, все больше овладевала им. У него были кризисы настоящего безумия. Он ревел и жестикулировал, как одержимый. Потом он падал навзничь и отказывался подниматься. При свидетелях Гала поднимала его ударами палки, оскорбляя, упрекая в том, что он больше не работает, что он ни на что не годен. Как само собой разумеющееся, газеты поторопились обнародовать эти сцены, оснастив репортажи фотографиями, на которых было изображено, как Дали помогают выйти из ресторана случайные знакомые. Как мог Дали, которого я так обожала, мой друг и учитель, дойти до такого! Сабатер был, наконец, уволен и заменен на Ля Верите, то есть графа дю Барри, ставшего секретарем Дали и занимавшегося отныне его контрактами. Дали был больше не способен подписывать контракты. Чтобы удостоверить документы и картины, у него брали отпечатки пальцев. Он боялся всего, отказывался принимать друзей и испускал животные крики, когда в его присутствии произносили слово «контракт». Он стал неузнаваем, похудел до невозможности. Его усы поседели и глаза погасли.