Читать «Да поможет человек» онлайн - страница 142

— Не устарела ли оснастка вашего Ноева ковчега? — спросил я, улучив паузу в батюшкиной проповеди- исповеди. — Среди старух плавает он большей частью, ваш корабль. А старухи скоро помрут. Что тогда?

— Когда помрет ваша тетка Агафья, старухой станет ее дочь. А под старость человек начинает думать о смерти. Смерть страшит каждого. И тогда-то в голову приходит сомнение: «А вдруг есть она, потусторонняя жизнь? Начну-ка я, старая, молиться на всякий случай, замаливать грехи. Что мне стоит». И это все тот же островок, сын мой, все тот же Ноев ковчег. Попробуй потопи-ка его так скоро!

Отец Леонид победно сверкнул глазом, примолк — передохнуть, видно, захотелось. Через минуту продолжал, как бы размышляя вслух:

— Вы, коммунисты, исходите из правильного положения, что ваша идеология бесспорна, ибо опирается на бесспорные законы природы, не раз проверенные практикой. В этом и ваша сила. В этом же и ваша слабость. Слабость потому, что вы не столь озабочены формой пропаганды ваших идей. Они, мол, истинны и потому победят сами собой. Вы полагаете, что вам достаточно прибить над дверями вывеску «Агитпункт», и туда валом повалит народ, достаточно любой сарай назвать клубом, и туда также повалит народ. У нас же, божьих слуг, нет такой уверенности, мы исповедуем заведомо ложные идеи и потому должны быть изощренными в своей пропаганде… Вы видите, молодой человек, я уже давно перешел в разговоре с вами на вашу лексику. Так мы скорее поймем друг друга… Да, мы должны быть изощренными. Вспомните, где обычно строилась на селе церковь? На самом видном, на лобном, самом красивом месте. А кто был ее зодчий? Архитектор с мировым именем. Церковь должна парить над селом и окрестными деревнями, как белая птица, ее златые главы должны рождать восторг и трепет у проходящего. У взглянувшего на нее — слезы восхищения, и чтобы сами собой слетали с губ горячие слова: это действительно храм божий! А кто были рисовальщики, расписывавшие внутренность церквей? Художники с мировыми именами — Микеланджело, Рафаэль, Леонардо да Винчи, из наших, российских — Рублев, Брюллов, Поленов, Коровин, Васнецов, Нестеров!.. А кто сочинял музыку для церковного песнопения? Моцарт, Бах, Бетховен — да, да, сочинял и Бетховен! — Шопен, Римский-Корсаков, Чайковский! Вот каких гениев привлекла церковь!.. На хорошем спектакле человек может просидеть три, ну, от силы четыре часа — да и то с двумя антрактами. А в церкви не сидят, а простаивают иной раз по двенадцать часов — и никто не чувствует усталости. Какое же красочное представление мы должны дать нашим зрителям и слушателям, чтобы они не уставали, чтобы испытывали все нарастающий внутренний восторг!.. Мы, священники, всегда мыслим реально. Даже в годы, когда религиозный фанатизм достигал своего апогея, в деревне было не более двадцати процентов истинно верующих. Остальные восемьдесят процентов — законченные безбожники, ибо крестьянин по социальной природе своей недоверчив, к тому же дружен с землей, мозг его эмпиричен, житейский опыт подсказывает ему: «Бог-то бог, но и сам будь не плох» или же «На бога надейся, а сам не плошай!» Вот вам крестьянская вера! И все же в церковь, на моление, шло чуть ли не все село. А почему? Да потому, сын мой, что церковь для многих была не чем иным, как сельской оперой! Да, да, именно оперой! К тому же многие прихожане сами участвовали в этом ярком, красочном спектакле. Раз в неделю у них при церкви были спевки. И опять же — развлечение, это ж не что иное, как хорошо поставленная самодеятельность при вашем клубе. И мы это знали, и нас это нисколько не смущало и не огорчало. Из церковной самодеятельности вышло немало выдающихся певцов. На сооружение храмов сельская община не жалела средств — так возникли в каком-нибудь безвестном селении сооружения дивной красоты и долговечности. Мы знали, что тут нельзя экономить. Экономь на чем угодно, только не на этом! Сколько получают ныне ваши сельские просветители — я имею в виду заведующих клубами, библиотеками? Тридцать или сорок рублей. И вы хотите, чтобы работа там была хороша? Не получится, сын мой. — Голос отца Леонида стал глуше. — Ваша молодежь стала грамотной. Теперь она хочет по уровню своих знаний получать и духовную пищу в городе. И когда вы не даете ее на селе, она, молодежь, ищет такую пищу в городе. Потому-то и продолжается уход юношей и девиц в город. Процесс этот может быть обратим лишь при одном условии: молодые люди должны на селе иметь те же духовные блага, что и в городе. Так-то, мой милый! Я уж старый человек, мне поздно менять профессию, хотя в душе я и материалист.