Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 55

«Охапку дров свалив у камелька, вари пшено, и час тебе довлеет…»

Кого на нынешних улицах встретишь? Поэт, однофамилец, хваливший когда-то его стихи, умер в Риме католиком. Монашенка Магдалина (Анюта Нагорова, первая жена, человек слабый) похоронена в Костроме. И того нет, и этого нет. Даже Зоя, Хайма, Вредная Лошадь, осталась в далеком недостоверном прошлом. И в нем, в прошлом, осталась Гришкина мама — жена Вера, дочь генерал-майора Ивашкевича. Сама оставила Харбин, выпросила (как в долг) родину. Теперь где-то в Хакасии. Там общего с Харбином только пыльные бури.

Дед интересовался будущим.

В Москве, в буфете редакции «Литературной газеты» как-то спросил милую, нравившуюся ему критика Кедрину: «Когда же, Зоя Сергеевна, снова появятся в нашей литературе Белинские и Добролюбовы?»

Кедрина вспыхнула: «Это зачем? У нас ЦК есть».

Или Смирнова.

Кольнуло в сердце.

Встретились на обсуждении какого-то сценария.

Деду всё внове. Ей внове — человек, всплывший оттуда.

Слышала о Деде, конечно. Ничего особенно хорошего… Так…

Живет далеко, даже очень далеко. Только кого удивишь этим? Наверное, выслали, сами на Дальний Восток едут редко. А если сам поехал…

Ну и что? Далеко от Москвы, зато планы огромные.

Эти огромные планы особенно тронули Марию Николаевну.

Она-то, сценаристка Смирнова, вся была из настоящего. Она-то себя чувствовала уверенно. У нее Сталинская премия. Работа. Серьезный муж.

Волнуясь, читала письма Деда из Хабаровска.

«Под мое окно (обращено на юг) каждую ночь является торжественный пастух Орион, вооруженный мечом и подпоясанный тремя великолепными звездами, а ниже на веревке у него — Большой Пес с Сириусом. — С Марией Николаевной не боялся патетики. Чувствовал себя вправе выражать в родном языке мысли свободно. — Я просыпаюсь ночью, не сплю потом часа по два, все перебираю в памяти события моей длинной и довольно бестолковой жизни и смотрю, долго смотрю на все это небесное великолепие. И с улыбкой думаю, может, сейчас какое-то другое существо, милое, невероятное, смотрит в бинокль на Андромеду… Бог мой, как это далеко… И какой бинокль может приблизить звезды так, чтобы с ними можно было болтать?»

Мария Николаевна — это много раз пешком с Поварской до Арбата.

Это московское чудесное небо над головой, как камень амиант — бледный, зеленый. Это номер в гостинице с каким-то своим (московским, конечно, а не хабаровским) Дмитрием Николаевичем. (Все они, где бы ни служили, — Дмитрии Николаевичи.) Это праздничные огни за окном. И ежевечерний, совсем не смертельный выбор: позвонить Смирновой или выпить водки?

Конечно, чаще — звонил.

И мир сказочно менялся.

Портал танцевальной академии… Праздничная сумеречность… Легкие быстрые тени, неожиданные вспышки… Угомонись, сердце… Не дети же… И две счастливых смеющихся звезды из-под волчонковой шапки…