Читать «Гуманная педагогика» онлайн - страница 19

Геннадий Мартович Прашкевич

Вера в те дни (с малым Гришкой) находилась далеко — под Красноярском.

Там же попала в плен. Когда отпустили, учительствовала в Томске. Яростно выживала. И выжила! Больше того. Летом двадцать первого сумела привезти Гришку во Владивосток, где наконец встретил ее измотанный событиями Дед.

Но опять ненадолго.

Правительства падали одно за другим.

На пароходе «Фузан-мару» Деду пришлось срочно бежать в Корею.

Уходил из Владиво (так япсы называли город Владивосток) мимо замерших на рейде тяжелых японских и американских крейсеров. «Ниссин». «Касуга». «Карлейль». «Сакраменто». Берег в беженцах, как в муравьях. Мелкий дождь. Телеги, лошади, корзины, баулы, чемоданы, подушки, одеяла. Офицеры, чиновники, священники, барышни. Клубилась на берегу белая Россия.

В корейской гостинице Дед писал о крахе.

«Революция победила еще раз». Курил. Мучила изжога.

Вспоминал профессора Устрялова. «Теория права как минимума нравственности». Остро и неприкаянно чувствовал, что прижиться, наверное, сможет где угодно. Но приживаться не хотелось. Хотелось жить.

Перебрался в Китай.

Тяньзинь. Потом Харбин.

Борис Ласкин под гитару пел в ресторане.

«У палача была любовница, она любила пенный грог…»

Ну, любила. Под самогон. Под музыку. «Кто знает, где теперь виновница его мучительных тревог?..»

Никчемный вопрос.

Тут же, наверное. В Харбине.

Вон идет трамвай из Модягоу на Пристань. По набережной Сунгари прогуливается бритый лама. Музыка из отеля «Модерн» на Китайской улице. В тихих садах — тяжелые умирающие астры. Перед магазином «У Чурина» на деревянных скамьях покуривают русские старики.

Куда спешить?

Теперь времени много.

До приезда Веры в Харбин Дед часто бывал у Валериана Верховского.

В Китае бывший сотрудник Осведверха сразу и навсегда вычеркнул из своей жизни прошлое, связанное с войной. «Человек не властен над духом, чтобы удержать дух, и нет власти у него над днем смерти, и нет избавления в этой борьбе, и не спасет нечестие нечестивого».

Поводил носом, как клювом.

«Сколько знаете вы, знаю и я; не ниже вас».

На левой руке — черная перчатка, кисть изуродована ранением.

На столах, на полках, на полу — книги. На многих языках, это не проблема.

На столе черная тушь, перо, листы бумаги. «И сказал Симону Иисус: не бойся; отныне будешь ловить человеков». Вот вам листок с новым некрологом. Тимирев Сергей Николаевич, контр-адмирал. Вот другой. Трухин Евангел Логинович, есаул. И вот еще один (и другие будут) — Ефтин Иван Степанович, генерал-майор.

Говорите, живы еще?

А надолго?

Кстати, в Северной стране (уже по возвращении из Китая) в долгих доверительных беседах с полковником Баряновым Дед не раз пытался (как бы случайно) вывести его на Осведверх. Конечно, всплывали разные имена, но имя Верховского никогда, оно даже близко не возникало. При этом евангелистов не обошли. Реакция Барянова очень заинтересовала Деда. «Лука? Ну как же, благовеститель. — (Так Барянов считал.) — Если говорить о символах, Лука — это наш человек. Совсем наш, не будете спорить? Ведь это Лука повторял: стучите, и отворят вам».