Читать «Гроздь рябиновых ягод» онлайн - страница 118

– Ну что ты… просто неожиданно…

– А для меня ты и такой краше всех, – вмешалась в разговор Саня, – ступай-ко лучше, самовар разожги.

Вошли в дом, и пока Иван занимался самоваром, Саня, как фокусница, извлекла откуда-то бутыль.

– Вот, наливочка смородиновая, сама делала, как чуяла, что случай будет, – и шепотом добавила – от Ивана-то прячу, выпивать он стал, как с фронта вернулся. Оно и понятно.

Саня, не переставая рассказывать, сновала по горнице, накрывая стол.

– Это осколком мины его так, в сорок втором ещё. А зашивали в полевом госпитале, не до красоты там было, лишь бы не помер. А потом, уже в тыловом госпитале, как бинты сняли, да как он себя в зеркало увидел, сильно горевал, застрелиться хотел. Врач один, спасибо ему, мозги на место поставил. Сказал, что это будет предательством по отношению к той санитарке, что его на себе под обстрелом с поля вытащила, и к врачу, что раненых сутками оперировал. Одумался. И то сказать: Руки, ноги целы, глаза видят, говорить может, считай, повезло! Вот только слышать хуже стал. Но что не надо – то слышит! Мне из госпиталя написал, что он такой домой не вернётся, чтобы я его забыла. Ну, я сразу ноги в руки, у начальства отпросилась, и в тот госпиталь, сама его домой привезла. Поначалу не могла ему в лицо смотреть, а потом привыкла, сейчас уж и не замечаю. Мой Ваня, такой же добряк, как был.

И зашептала, заговорщицки округлив глаза:

– А знаешь, так и спокойнее, после войны сколь одиноких баб осталось, за каждые штаны цепляются, а мой всегда при мне. А что он мужик что надо, про то только я знаю!

– Ой, раскусят бабы твой секрет, – засмеялась Настя, – ведь ты, похоже, беременна!

– А что, уже заметно, да? Дочку ждём. Ведь три пацана у нас, девчонку хочется! Уж и имечко придумали: Галочка.

Разговоры за столом не смолкали до вечера. Настя приглядывалась к переменам в облике близких людей, а они также приглядывались к ней. Саня располнела, лицо округлилось, стало как-то проще. Вместо задорной стрижки с чёлкой – гладко зачёсанные на прямой пробор волосы, косичка свёрнута кренделем на затылке. Да и сама Настя, видать, не помолодела. Прожитые годы и невзгоды и на ней оставили свои отметины. Но вскоре все перемены во внешности отошли на второй план. Знакомая улыбка, словечко, жест – и вновь в глазах друг друга они прежние, словно и не было этих тяжёлых лет разлуки. Насте было хорошо, тепло и уютно среди этих родных, любящих и любимых людей.

На следующий день сходила она на кладбище. Одна пошла. Долго сидела возле могилки Геши, разговаривала с ним, гладила землю, просила прощения, что не уберегла их младшеньких, с гордостью рассказывала о старших.

Иван свозил Настю в Челябинск, помог отыскать Ульяну и Марию, дочерей её мачехи. Сама Татьяна к тому времени померла.

Встреча с Марией была короткой и какой-то холодной, сводная сестра о себе рассказывала неохотно, а Настина жизнь её и вовсе не интересовала. Обе сослались на занятость и расстались, уже навсегда.

Ульяна оказалась гораздо приветливее, участливее, сводила их с Иваном на могилку Павла Яковлевича, Настиного отца. Рассказала, как в последние годы жизни тосковал он по своим детям, особенно по ней, Насте, своей любимице, как маялся в чужом городе, как мечтал вернуться в родные Пустынники. Тут уж Настя дала волю слезам, никак остановиться не могла. Ульяна отдала Насте отцовские вещи: несколько фотографий, писем, молитвенник и маленькую деревянную иконку. Насте показалось, что от неё исходит тепло. Слёзы словно вымыли из её души остатки тоски.