Читать «Гроза над Шелонью» онлайн - страница 197

«Неужели забыли? Неужто не вспомнят и не зайдут наведаться?» ,

Ох, как гулко билось от тревог ее сердце!

Партизанка еще не выходила на улицу, хотя за окном было много солнца. В весеннем воздухе гудели пролетающие над госпиталем самолеты. Весна проникала в больничные палаты. Она чувствовалась во всем, даже в оживленном бодрящем гомоне, с которым возвращались с прогулки боль ные. Они приносили с улицы мокрые потемневшие ветки жимолости, пахнувшие талью; весна сияла на их возбужденных лицах, в их глазах.

Но Устеньке разрешили вставать и совершать прогулки только по коридору. Изредка она останавливалась у распахЛгутой двери палаты, в которой лежали выздоравливающие красноармейцы.

Один из больных, маленький, немного косивший, боец, хорошо играл на баяне. Устюша любила послушать задушевную русскую песню. Красноармейцы наперебой приглашали девушку в гости:

— Заходи, заходи, Устюша.

Все они с почтительным удивлением поглядывали па ее орден.

Раз опа зашла и спела под гармонь песню об Ермаке — песню, которую любил слушать Корнев.

Бойцы с вниманием слушали эту песню. Лица их потеплели. Тихая печаль притаилась в больничной палате. Неслышно вошла сестра и удивленно пере-416

глянулась с больными. Все понимали, что нарушен обычный порядок, но самый крайний, сидевший у двери, умоляюще шепнул сестре:

— Не порушьте эту радость, сестрица. Пусть поет, — от песни на душе легчает,

Устенька пела легко и плавно, как птица на ветке. Ее песня трогала душу. Все потихоньку подпевали ей. Хотелось закрыть глаза и слушать, без конца слушать эту теплую и грустную, приглушенную своими воспоминаниями, песню. Чудилась дальняя дорога, серенькая деревушка, а над рекой задумчивые березки... Пели о прошлом, а вставало настоящее.

— Вот это песня! — вздохнул красноармеец, сидевший рядом с Устюшей. Его рябоватое лицо собралось в ласковые морщинки. — От такой песни душа играет... Спасибо, милая, — пожал он руку девушки.

Устенька благодарно взглянула на него...

*

Нет, не забыли друзья Устюшу: они пришли в госпиталь и отыскали ее. Стуча по гладкому паркету подкова!нными сапогами, в палату ввалился дед Ипатыч, за ним выглядывали Миша Харченко, Егор Егорыч, Дымов.

Дед'Ипатыч протянул руки к Устюше:,

— Доченька...

. Он прижал ее к груди, и по его морщинистым обветренным щекам поползли слезы.

— Вот старый дурак, — недовольно пробурчал он та себя. — Не стерпел и на радостях слезу пустил. .. Ах, филин, старый филин...

Он ласкал ее плечи и нетерпеливо спрашивал:

— Соскучилась, поди? Вернешься к своим, дочка?

■117

Гроза над Шалокью — 27

— Да ты дай и другим перемолвиться, — оттеснил Миша деда в сторонку.

— Мишенька! — вскрикнула Устюша и зарделась вся. — И ты тут, здоров, жив!

— А что ему, орясине, станет? — ревниво буркнул дед.

Потянулись к боевой подруге Егор Егорыч, Дымов и другие. Все они были близкие, родные. Устеньке казалось, что они пропахли чащобой, дымом костров; она принюхивалась к их одежде, заглядывала в глаза, старалась угадать новости.

— Как там Денис Иванович? — спросила Устенька.