Читать «Гроб своими руками» онлайн - страница 40

Айдар Павлов

Несомненно, существует прямая связь между любовью, музыкой и изготовлением гроба.

Изготовление гроба мы худо-бедно освоили, о любви поговорили, так что осталось привести сказанное в систему, во взаимодействие с музыкой, и разойтись по своим гробам.

Сегодня уже не подлежит сомнению, что изготовление гроба - это и любовь, и музыка, и поэзия. Это искусство. И оно вполне способно занять пьедестал, на которое одно время находилась поэзия, затем музыка, и, потеснив последнюю, по силе воздействия встать вровень с самой родовой любовью. Знаете что для этого необходимо? Чтобы будущие гении достигали между гробовыми доскажи куда более высокой степени концентрации, чем между простынями и даже между листами белой бумаги при сочинении душераздирающих хитов.

И у нас для этого есть все предпосылки. Вот два явных преимущества гробовой культуры:

Во-первых, мы совмещаем реальное дело с духовным (мы постоянно мастерим, производим нечто реальное, не как эти песенники-стихоплеты, разражающиеся виртуальными мыльными пузырями).

Во-вторых, наш язык - третий язык человечества:

1. Бытовой язык (он включает в себя не только слова, но и цвета, пластику, любые образы, связанные с жизнью).

2. Музыкальный язык, открытый Орфеем - непостижим, находится за гранью жизни.

3. Язык гроба. Также непостижим. Находится вообще за всеми существующими гранями, вследствие чего не подвластен осязаемому смыслу, универсален.

Достоинства гробового языка пред двумя выше перечисленными столь же явны, сколь преимущества музыки в сравнении со всем прочим.

В чем заключаются преимущества музыки перед бытовым языком?

Она непонятна.

В том же заключено достоинство трагедии - в непостижимости, нелогичности, безумии. Как только в трагедии начинает что-либо проясняться - это уже не трагедия, а пошлость: в лучшем случае драма, о худшем я и говорить не собираюсь.

Среди гениофилов, написавших трагедию средствами бытового языка (будь то слово, краски или мрамор), есть экземпляры с не меньшим духовные зарядом, нежели среди гениофилов, писавших нотами. Но близость к быту отпугивает людей. Нам не за чем по несколько раз подряд смотреть на одного и того же Гамлета или Врубелевского "Демона". Посмотрели - и достаточно.

- Однако я восемь раз проштудировал «Войну и мир», - возразят мне, - и…

- Ну и что? Какой-нибудь модный шлягер вы за неделю прослушаете больше раз, чем за всю жизнь прочитаете "Войну и мир". Да что "Война и мир"! Любимое стихотворение. Причем, прослушаете шлягер вовсе не из-за слов, выраженных бытовым языком: "Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!" - мы все это уже слышали, - но из-за волшебства непостижимых звуков.

Любая история - музыкальная сценическая, гробовая, - нужна нам до тех пор, пока не постижима. Потом мы ее выбрасываем. Увы, музыку тоже. При всем уважении.

Но никто еще не выбрасывал из головы идею гроба. При всем отвращении. Ибо лишь само-убийство с последующим уверенным пребыванием за пределами самости позволяет тысячу раз в день предаваться фатальной невесомости катарсиса и гомерическому хохоту освобождения, лишь в абсолютной смерти трагедия перерастает саму себя и становится комедией, только в ней мы не рискуем "заездить пластинку" - при строительстве нашего гроба своими руками.