Читать «Грань дозволенного» онлайн - страница 17

Василий Михайлович Подкованный

– Ты, что ли, человек? – Я смог приподняться в локте, заглянув в горящие слюдяные глаза Стаси.

– Сейчас, валяясь в грязи, ты менее напоминаешь человека, чем я.

– Человеком можно и в грязи оставаться, – Упираясь рукой в землю, я смог сесть. Еле ворочая языком, я говорил медленно, цедя слова. – Ну, а ты мразью при любом раскладе останешься.

– Ну что ж, – Стася встала. – Если выбирать «человечное» валяние в грязи и чистую юбку с вымытыми волосами, будучи мразью – я за второй вариант. Ну, а пока… – Её красивые, алые губы растянулись в издевательской гримасе. – До завтра.

Подворотня стремительно опустела. Кое-как подползя к Евстафьеву, я помог ему подняться.

– Нельзя нам такими домой идти, – заключил я, одной рукой придерживая Колю, второй – держась за стенку гаража.

– Согласен, – прохрипел Евстафьев в ответ. Его голова безжизненно повисла, сам он с трудом стоял на ногах.

– Пойдем в «макдак» – там в туалете можно будет отмыться от крови и грязи, и льду раздобыть.

Коля еле заметно кивнул, а затем крепко выругался…

***

– Ну так что? – Участковый угрожающе надвинулся на меня. – Будем дело на тебя заводить?

Я молчал. Смысла говорить не было: до справедливости, хотя какой там – до совести, обыкновенной человечности сидящих передо мной людей было не достучаться. И я отставил все попытки что-либо объяснить.

Хотя поначалу я пытался растолковать ситуацию школьному психологу – симпатичной женщине с быстрым, острым взглядом. К ней меня под эгидой «ты же воспитанным мальчиком был, учился хорошо, что же с тобой стало?», направили для проведения воспитательных бесед. Но, когда на втором сеансе она, качнув малахитовыми серьгами, сказала что-то вроде: «Все люди сами по себе неплохи. Быть может, проблема в тебе?», я больше не сказал ни единого слова. Молчанием я отвечал и на угрозы Блинова-старшего – лысеющего коренастого жлоба с близко посаженными глазками. Ни слова я не проронил и на многочисленных коврах перед директрисой. Пожалуй, единственным, кто искренне хотел мне помочь, была староста и инспектор из окружного ОВД. Как-то раз, когда я вышел из кабинета – как обычно измочаленный и уставший, он подошёл ко мне.

– Нелегко тебе сейчас, паря, – По-отечески потрепав меня за плечо, сказал он. – Вижу я, чем вся эта перхоть дышит, да сам по рукам и ногам связан. Однако, кое-что я всё-таки могу…

Инспектор порылся в кармане пиджака и, вытащив на свет божий визитку, вручил её мне.

– Эту гниль, Блинова, беру на себя. Дело на тебя он завести не посмеет, – продолжал инспектор. – За это ручаюсь. Если что – сразу звони. Ну, и это, – Мой собеседник замялся, запустив пятерню в седеющую шевелюру. – Дерьмо случается, паря. Это надо перетерпеть. Сломаешься, дашь слабину, и они тебя с потрохами сожрут. Так что крепись, и не сдавайся.

Крепко пожав мне руку, он удалился.

И вот сейчас, сидя напротив исходящего слюной участкового, я апатично смотрел в его красное, злое лицо. Рядом бесновалась директриса с психологом, осуждающе на меня смотрела моя мать.