Читать «Гранты, «бумагология» и договор подряда, или Что собой представляет сегодняшняя польская наука» онлайн - страница 10

Требуя от польских ученых, трудящихся непосредственно в Польше, участвовать в гонке за первые места в международных рейтингах с их американскими коллегами, польские чиновники выглядят просто смешно. Польские ученые работают на ноутбуках, купленных за собственные деньги, за письменными столами в собственных тесных квартирах (в университете это чаще всего невозможно, так как там они обычно делят кабинет с тремя другими сотрудниками или там, например, нет доступа к интернету), между одной и другой подработками, чувствуя на спине дыхание дедлайна, который им дали на написание докторской. На самом деле, заниматься научными исследованиями в таких условиях — это партизанщина. Факт, что польская наука еще как-то существует, сам собой должен являться поводом для гордости.

Требование к науке, которое ей предъявляют не только в Польше — стать составной частью рыночной экономики и рыночного успеха. Научные исследования должны иметь приземленно-практическую цель, которой можно достигнуть в краткосрочной перспективе, и их результаты непременно должны внедряться в экономику. Университеты находятся в тисках неолиберальной логики, по которой то, что не приносит быстрой прибыли, не имеет права на существование. И обычно даже те, кто критикует власть за недофинансирование науки и указывает на ошибки, которые допускаются нынешними «реформаторами», не подвергают эту логику сомнению. Они говорят примерно так: «Давайте вкладывать в науку деньги! Это же выгодно! Расходы на науку — это инвестиции, это увеличение человеческого и культурного капитала! Научное развитие — это экономический рост!» То есть пользуются тем же языком, что и «оптимизаторы» с «реформаторами» — тем же неолиберальным новоязом, на котором обо всем можно думать исключительно с точки зрения рыночной эффективности. Идея, что целью науки может быть поиск истины, научного знания, которое ценно само по себе, в рамках мировоззрения, которое соответствует этому новоязу, немыслима. Если кто-то даже с ней согласен, он очень многим рискует, произнося такое вслух. Его либо не поймут, либо он станет объектом насмешек — по крайней мере, здесь, в Польше, где неолиберальная риторика, кажется, промыла мозги людей в куда большем масштабе чем, например, в России.

Поскольку тесные связи между наукой и экономикой так настойчиво поощряются, то, разумеется, от университетов в Польше теперь требуют, чтобы они активно сотрудничали с бизнесом. Чиновники, которые на этом настаивают, ссылаются на опыт США и Западной Европы, где синергия науки и бизнеса является обычной вещью. Но если принять во внимание условия не чужого, а собственного, польского двора, станет очевидным, что процесс приспособления науки к рынку не может не причинить науке вреда. Даже если не упоминать те факторы, которые всегда и везде присущи подчинению науки рынку — например, сосредоточеность только на тех исследованиях, которые могут принести прибыль, зависимость от пожеланий и предпочтений частных спонсоров, руководствующихся своими личными, не всегда совпадающими с общественными, интересами, принятие наукой правил и логики рынка — есть еще дополнительные факторы, специфичные для страны (полу)периферии, какой является Польша. Почти все польские фирмы (99,8 %!) — это малые и средние предприятия, среди которых львиную долю составляют микропредприятия (то есть такие, в которых работает не больше 10 человек) и индивидуальные предприниматели. Они, в отличие от больших корпораций, не вкладывают деньги в науку. Они не будут сотрудничать с учеными. Они малоинновационны. Если приспосабливать университеты к той экономике, что существует, и писать образовательные программы под дудку рынка труда, который они создают, это приведет только и исключительно к деградации науки и образования в Польше. Наука и образование станут точно такими же периферийными, как и польская экономика.