Читать «Госпожа сочинительница (новеллы)» онлайн - страница 124

Елена Арсеньева

Да, с Константином все было прекрасно, он – лучшее воспоминание ее жизни, и все же это было слишком приземленно, слишком близко – к земле и друг другу!

«Я не люблю встреч в жизни – сшибаются лбами. Две глухие стены. Так не проникнешь. Встреча должна быть аркой, еще лучше – радугой, где под каждым концом – клад…»

Но, хоть она и умела виртуозно лгать себе и другим, потомкам и современникам, пражский рыцарь многое помнил и знал.

Бледно-лицый. Страж над плеском века – Рыцарь, рыцарь. Стерегущий реку. (О, найду ль в ней. Мир от губ и рук?!) Ка-ра-ульный. На посту разлук. Клятвы, кольца… Да, но камнем в реку. Нас-то – сколько. За четыре века! В воду пропуск. Вольный. Розам – цвесть! Бросил – брошусь! Вот тебе и месть! Не устанем. Мы – доколе страсть есть! Мстить мостами. Широко расправьтесь. Крылья! В тину. В пену – как в парчу! Мосто-вины. Нынче не плачу! – «С рокового мосту. Вниз – отважься!» Я тебе по росту. Рыцарь пражский. Сласть ли, грусть ли. В ней – тебе видней. Рыцарь, стерегущий. Реку – дней.

Ну, если пражский рыцарь действительно мог что-то помнить и знать, то, наверное, мог и понимать эту женщину. И если бы камни могли думать абстрактно (Гумилев, которого, между прочим, единственного из всех поэтов любил Константин Родзиевич, был убежден, что камни умеют все: и думать, и летать, и мстить), – так вот, если бы камни могли думать абстрактно, пражский рыцарь непременно поразмышлял бы над тем, что над Влтавой наклоняется вовсе не женщина – не живая женщина, а некая субстанция, творческая сила, созданная для написания стихов и волею своего создателя втиснутая именно в эту женскую оболочку, обреченную на неисчислимые бытовые мучения – на хождение по мукам. О нет, не они однажды приведут ее на край бездны и заставят исполнить давнее пророчество и давнее желание:

«Я, конечно, кончу самоубийством, ибо все мое желание любви – желание смерти. Это гораздо сложнее, чем „хочу“ или „не хочу“.

И, может быть, я умру не оттого, что здесь плохо, а оттого, что „там хорошо“».

Добавим: и не оттого убьет она себя, что вдруг прозреет: «Любила многих, никого не любила…» Просто-напросто там, где созидали этого творца, этого поэта – Марину Цветаеву, – о ней забыли. Все, что было от нее нужно, она уже написала. Вот и разочлась сама с собой, поняв, что жить ей больше незачем. Кончился божественный завод, перестала играть свирепо-нежная мелодия этого невероятного оркестра, ведущую партию в котором всегда исполняла виолончель…

Виолончель, и кавалькады в чаще, и колокол в селе…

В каком селе, о господи?!

Да только в богом забытой Елабуге так и не прозвонил по ней этот колокол.