Читать «Горькое вино Нисы» онлайн - страница 38

Каша вспучилась, перевалила через край, зашипела, враз запахло горелым. Марина метнулась к плите, забыв тряпку, впопыхах схватила кастрюлю руками, обожглась — и расплакалась. Горько, обидно было за себя, за муки свои незаслуженные, за обманутую молодость, за безысходность. Ей казалось, напрасно прошли молодые годы и вся жизнь проходит напрасно, бессмысленно, ненужно, что и впереди не будет, не может быть у нее ничего хорошего. Уж стихи-то никто не напишет, даже если умрет она…

«Мать заплачет. Сестры затоскуют…»

Размазывая ладонями слезы по лицу, она неожиданно по-новому поняла эту строчку и вздрогнула. Боже мой, это же знак… вот он, знак. Мать и сестры… Сестры во Христе. Конечно же они… И это — «поверять земное тягой в небо»… Как же она сразу не догадалась? Не Сергей читал, а господь устами его знак подавал ей, напоминал о долге, в стадо Христово звал…

Пораженная, она застыла, чувствуя, как кровь уходит куда-то и тело наполняется ледяной мертвящей стужей. «Мать заплачет. Сестры затоскуют… Это конец, — подумала она со странным равнодушием, словно и не о себе вовсе. — Призывает он…»

Она открыла глаза и увидела незнакомую женщину в белом халате, которая сидела рядом на стуле и держала Маринино запястье.

— Как вы себя чувствуете? — Голос ее звучал озабоченно и деловито.

— Где я? Что со мной? — в свою очередь спросила Марина, намереваясь подняться.

— Лежите, лежите, — мягко сказала женщина. — Дома вы. У себя дома. Был обморок, теперь все хорошо. Но надо полежать. Я врач «Скорой»…

— А дочка где? Шурка моя где? — испуганно воскликнула Марина, снова порываясь встать; ее удержали не грубо, но настойчиво.

— Да у меня она, чего ты! — отозвалась квартирная хозяйка и подошла к кровати с девочкой на руках. — Вот она, твоя Шурка. А ты лежи, раз доктор говорит. Доктора слушать надо.

— Я буду слушаться, — устало произнесла Марина и закрыла глаза.

Вскоре она поднялась, хотя чувствовала слабость, опустошенность какую-то и, стараясь не вспоминать о случившемся, не думать об этом, стала делать кое-что по дому, но бросила. Взяла Шурку и вышла с ней во двор, села на солнышко и стала качать на коленях. Ей приятно было ощущать в руках мягкое живое тело ребенка, вдыхать детские запахи, видеть совсем близко сияющие глазенки.

— Поехали, поехали, — приговаривала она и вдруг раздвигала колени: — бух в яму! — подхватывала радостно визжащую дочку и смеялась вместе с ней.

Она не заметила, как вошел во двор старший мальчик Курбанова Ата с эмалированной миской, наполненной виноградом, — увидела его, когда он был уже рядом и ставил миску на скамейку возле нее. У него, как всегда, озорно блестели большие антрацитовые глаза.

— Кушай, — сказал он, засмеялся и убежал.

Хотя не было в этом ничего предосудительного, Марина долго с беспокойством думала о неожиданном подарке: нет ли тут какого подвоха? И надо ли теперь отдать Курбанову деньги за виноград или это обидит его? И вообще — зачем все это? Ее по-прежнему волновало милицейское соседство. И когда после полудня, едва солнце повернуло и стало скатываться с вершинной своей высоты, к ней пришел сам Курбанов, Марина с екнувшим холодеющим сердцем поняла: арестовывать пришел. Она опустилась на стул, потрясенно глядя на него. Шурка спала, надо было подойти к ней и взять на руки, чтобы быть вместе, но силы оставили ее.