Читать «Горькое вино Нисы» онлайн - страница 22

На углу Женя вежливо попрощался. Весь его вид говорил о том, что ответ не удовлетворил его. Впрочем, и самого Сергея тоже. Еще студентом он что-то такое слышал, будто Павлов был старостой Знаменской церкви в Ленинграде, да не стал интересоваться. «А что, если это факт? Если была у академика такая блажь? Как же я объясню такое Жене? — подумал он с тоской. — Может быть, следовало просто сказать, что все это ложь, поповские выдумки — и дело с концом?»

Но понимал, что поступить так не может. И неожиданно позавидовал тем учителям, которые всегда и на все имеют готовые ответы.

6

Дядя приезжал редко и всегда неожиданно.

Вернувшись с работы, Курбанов увидел во дворе двух привязанных ишаков и с неприязненным чувством догадался, кто пожаловал. Дядю он не любил, тот знал это, но делал вид, что родственные чувства связывают их крепко, и время от времени наезжал, гостил недолго, интересовался жизнью племянника, поучал. Обычно его сопровождал недоумок Ходжакули. Вот и сейчас Ходжа-ага, развалясь на ковре, попивал густой зеленый чай, отдыхал с дороги, а Ходжакули сидел напротив, поджав ноги, и по обыкновению смотрел на него, приоткрыв рот, ждал, что скажет.

Сестра, увидев Курбанова, опустила глаза, словно была виновата в том, что явились такие гости.

— А, Сетдар, салам алейкум! — будто бы радостно и в то же время с определенной долей снисходительности, которая приличествует старшему, воскликнул Ходжа-ага и протянул ладони так, что Курбанову, здороваясь, пришлось низко склониться. — Как здоровье? Как дети? Как хозяйство?

Курбанов, не отвечая, тоже скороговоркой задал традиционные вопросы. Был сдержан, улыбок не расточал, хотя из приличия не высказывал явного неудовольствия.

Переодевшись в домашнее и умывшись, он подсел к гостям, подложил под локоть подушку, неспешно налил себе чаю в пиалу, отхлебнул и спросил как бы между прочим:

— Дела в городе?

Ходжа-ага обиделся. Разве не может родной дядя, брат отца, просто навестить своего племянника? Разве что-нибудь изменилось и младший уже волен бессовестно нарушать законы предков? Не нами установлены обычаи и не нам их отменять.

Но он только дернул клочковатой седой бровью — этим и ограничил осуждение. Сказал же примирительно, со вздохом:

— Старого человека только важное дело может позвать в дорогу.

Пояснять, что за дело, не стал. Покряхтывая, поправил подушку, устроился поудобнее, слил себе остатки уже остывшего чая, выпил все и небрежно откинул пиалу привычным круговым движением.

Ходжакули насторожился, взгляд его стал сердитым — так верный пес дыбит шерсть и рычит, когда трогают его хозяина. Курбанов даже усмехнулся, подумав так.

Приняв его усмешку на свой счет, дядя опять с сожалением вздохнул, костистыми темными пальцами расчесал седую — полукружьем — бороду, не поднимая глаз, произнес негромко, со значением:

— Жизнь в здешнем мире есть обманчивая утеха, обольщение, суетный наряд, тщеславие. Кто хочет сеять для этой жизни, у того не будет уже никакой доли в будущей.