Читать «Горстка людей (Роман об утраченной России)» онлайн - страница 23

— Чайковский, Концерт для скрипки, — сказал он. — Чересчур русский на твой вкус.

Она уловила нежность, скрывавшуюся за этой нарочитой иронией, и ответила в том же тоне:

— Концерт для скрипки, понятно, но без оркестра.

И не удержалась от искушения продемонстрировать ему свои новые познания, полученные от него и для него:

— Ре мажор, опус тридцать пять.

Для этих двоих, кажется, весь остальной мир перестал существовать. Мужчина стоит в проеме окна со скрипкой в одной руке и смычком в другой. Он среднего роста, в потертом френче, какие много носили в десятые годы. Коротко подстриженная темная бородка узкой линией очерчивает щеки и подбородок. Она почти не скрывает их форму, округлую, немного детскую, которая — если всмотреться внимательнее — не вяжется с невольной суровостью верхней части лица и пронзительным взглядом.

По другую сторону окна, в саду, стоит в профиль молодая женщина в белом платье, у ее ног корзина, полная роз. Сдвинутая на затылок соломенная шляпа позволяет разглядеть высокий лоб, четкий рисунок носа и подбородка.

Золотые лучи летнего солнца освещают две фигуры по разные стороны окна и все остальное, что уместилось на фотографии: комнату за спиной мужчины, кусок дома и сада.

Эта фотография в коричневых тонах больше предыдущих, она занимает целую страницу в альбоме. Чья-то рука старательно подписала внизу: «Дядя Адичка и тетя Наталия, Байгора, июль 1916». Соседние фотографии усиливают ощущение безмятежного счастья на лоне природы.

На них — женщины и детишки в тени больших деревьев на лужайке. Огромный дуб, под ним спят три борзые собаки. Можно узнать Адичку: он стоит подбоченясь и разговаривает с крестьянином, одетым в русскую рубаху, рядом стадо коров. Двое молодых мужчин позируют верхом на лошадях. Один в штатском, другой в военной форме. Позади них — крыльцо с лавровыми кустами по бокам, терраса, кусок кирпичного дома.

Сценки обыденной жизни оживают на каждой странице, на каждой старой коричневой фотографии. Та же старательная рука прилежно уточняет всякий раз, кто на них запечатлен.

А вот опять большая фотография на всю страницу. Это традиционный семейный портрет: все стоят в ряд, глядя в объектив, кажется, в гостиной. Внизу можно прочесть: «Тетя Наталия, папа, тетя Ольга, мама, дядя Игорь, бабушка, дядя Леонид, тетя Екатерина, дядя Адичка», — и все тот же год: «Байгора, август 1916».

На правой странице — еще один портрет, сделанный в парке, у решетчатой ограды. По другую сторону изящные лани, они смотрят томными глазами на детишек, которые, спиной к ним, кто надувшись, кто набычившись, а кто и в слезах, уставились на фотографа. Всего их семеро; рядком сидят в траве три девочки, два мальчика, еще девочка, а чуть поодаль — улыбающаяся молодая нянька с новорожденным на руках. Имена внизу страницы: «Дафна, я, Соня, Марина, Дмитрий, Сережа, мисс Люси с Петей».

Этот младенец, личико которого утопает в кружевах, — мой отец. Вторая девочка слева — его сестра, моя тетя Елена.