Читать «Горон. Отель» онлайн

Елена Горон

Горон. Отель

Строгий юноша

Евгений Горон не похож на своих ровесников. Его голос, движения, выправка – тоже отдельно. Таким должен был видеться Строгий юноша, герой пьесы Олеши – ее в свое время любило поколение, которому сейчас около пятидесяти: новый, непонятный, выдержанный, металлически-светлый.

Мы помним слова Цветаевой о том, что «все поэты всех времен говорят одно. И это одно так же остается на поверхности кожи мира, как сам зримый мир на поверхности кожи поэта».

Но иногда кажется, что чем моложе и новее поэзия, тем более в текстах молодых авторов ощутим груз предыдущих опытов, поэтому от них ожидаешь либо эпигонства, либо нарочитого новаторства. Но в случае Горона это опасение напрасно. Это очевидный пример самостоятельного голоса, говорящего, конечно, о том же, но так сильно и коротко, а иногда и так отчаянно, что кажется, будто он физически страдает от вербализации того напряжения, которое и делает его поэзию столь интенсивной:

Вытяни из меня,Я прошу тебя, Боже, вытяни,Эту струнную тишину,Неживую усталость – нитями.

Горон работает с ритмом, подстраивая его под свой собственный голос более, нежели под современную скорость жизни, в которой каждый человек поспешен. Он боится остановиться, скорее всего, от страха перед рефлексией, которая может затянуть в депрессивность и бездействие, а наш поэт, как мы уже говорили, интенсивен и деятелен даже в душераздирающих лирических стихах. Здесь же нужно услышать и особое сочетание сонорных и гласных звуков, а это тоже хороший проводник смыслов. Он пишет так, чтобы мы могли ощутить энергию звука и стопы, еще до того, как они сложатся в образ:

Будто лев,Цирковой и косматый,Что чует свободуМеж прутьями,Стоя в клетке,ВынюхивалВерхние ноты,Тонкие запахи:Мяту,Корицу,Плющ.Каждый звукВ этой черной,И синей,И серой,И сущей,Что после сгорит в кармин,В еще одну горькую аструУгрюмого дня, —ПринималЗа свидетельство,ЗнакТвоегоПрисутствия.

Таковы острота, пряность и цвет состояния, но они могут быть поняты только будучи проводимыми этими ритмами. В его любви есть особый вкус, этот немногословный лиризм перенаселен нечитанными прежде ощущениями. Горон не сентиментален, но поэтически нервен, жаден, напряжен, и потому чаще находит животную, биологическую метафору.

Бродский писал о том, что у всякого поэта есть свой собственный излюбленный идеосинкратический пейзаж. Горон, пока еще чистейший лирик, видит идеальный пейзаж таким образом, что главным его показателем является пустота, поскольку с населенностью людьми, строениями или перспективами он не должен резонировать:

Эта долгая страсть —Все равно что зависимость,Личная форма риска,Драма бабочки и огня.

Или:

Останься со мной.Здесь, в этом городе,Есть все, что нам нужно.Никаких людей,Никакой смерти —Лишь звезды,Чьи падшие души пьем,Принимая их за росуПосле ночи любви.

Драма бабочки и огня, Эрос и Танатос – это и есть то главное, о чем пишут и будут писать всегда. Ритмы и образы, в которых эта тема разрешается в стихах Евгения Горона, представляют собой свидетельство совершенной новизны его таланта.