Читать «Голубой журавль» онлайн - страница 6
Мария Никитична Казакова
- Если вы так о книгах, то... Нам не о чем больше говорить!
- Почему же и не поспорить, дорогой?
- Спорить есть смысл, когда хоть какая-то надежда светит прийти к соглашению.
- Но свет даже и не брезжит? — подхватила тетя.— Тетушка твоя безнадежна, да? Почем знать, дружочек, почем знать! Рядом с тобой, может, и я над грешной землей чуток приподнимусь? Всякое ведь в жизни бывает.
Она явно меня поддразнивала.
— Знаете что, тетя...
Но она не дала мне продолжить. (Реакция у нее на все мгновенная.)
- Знаю, знаю, дорогой! Готова извиниться, если обидела нечаянно твоих друзей, то бишь книги. Почем ты знаешь, может, это я нарочно, чтоб тебя раздразнить?
- А зачем? — удивился я.
- А затем, что вот такой — сердитый — ты мне почти что близок. Когда смотришь на меня как через стенку стеклянную — это ведь намного хуже. Стенка есть стенка, даже и стеклянная,— разве не естественно, что мне хочется ее разбить?
Я был в замешательстве.
- Да, кстати, на занятия секции бокса ходишь?
- Нет.
- А почему? Ведь вроде бы хотел?
- Это вы хотели, а не я.
- А все-таки, почему бы не позаниматься боксом?
- Нет желания.
- А без желания попробуй! — Она критическим взглядом окинула меня с ног до головы.— С коломенскую версту за этот год вымахал, да что толку? Пора бы мускулы заиметь. А то Володька Воробьев — и тот одним ударом тебя напополам перешибет. (Володька Воробьев — ученик седьмого класса, живет в нашем подъезде, субъект шумный и задиристый — раза три приходил ко мне за книгами.)
- Нам с Володькой драться не из-за чего.
- Я его к примеру назвала. Не Володька, так другой задира сыщется, кинется на тебя, а ты и постоять за себя не сможешь. Поразмысли над этим. И вообще, живешь каким-то отшельником, книжным червем. Все один да один, ни разочка ни один школьный товарищ к тебе не зашел. Ты что, ни с кем в классе не дружишь?
Тете не понадобилось объяснения, что она угадала,— по моему лицу ответ прочла. Мне хотелось сказать: у меня есть друзья-книги, но это только подлило бы масла в огонь.
— Не знаю, как и убедить тебя: нельзя так жить! — Тетино лицо погрустнело.— Я понимаю, это из-за горя своего ты ото всех отгородился. Но нельзя так! Читал, наверное, в своих книгах: с настоящими-то друзьями и горе можно разделить?
— Свое горе, тетя, я не хочу ни с кем делить. И пожалуйста, не надо больше об этом.
Но тетя не обратила внимания на мою просьбу.
— Как думаешь, твоей матери понравилось бы, как ты живешь? Думаешь, ее не опечалило бы, что ты все один и один, что у тебя нет друзей?
И зачем только она опять вспомнила о маме! Из моих глаз вдруг так и хлынули слезы, прямо как плотину прорвало. Закрыл лицо руками, уткнулся лицом в стол и реву, как маленький. Тетя Агния села со мной рядом и стала гладить по голове. При этом приговаривала:
— Поплачь, поплачь, слезы облегчение приносят. Хуже нет, когда человек закупоривает горе в своем сердце... А о родителях своих не надо так тосковать — счастливые они у тебя
