Читать «Голубая акула» онлайн - страница 167

Мне вдруг захотелось расспросить Подобедова о Трофимове. Тень этого, по всей видимости, далеко не заурядного человека еще жила в доме. Разговоры о нем возникали то и дело, а я все не мог понять, как мне к нему относиться. Жена и дочь любили его. Но порой при этих рассказах в голосе Ольги Адольфовны мелькал оттенок почтительной отчужденности, будто речь шла не о ее собственном муже, а о каком-нибудь полководце, покрывшем себя славою. Муськины же свидетельства по большей части бывали как-то несерьезны:

— Мне было всего три. Я бегала по комнате, зажмурив глаза, и в конце концов, конечно, расквасила себе нос об стену. Мама, тетя и нянька сбежались и наперебой стали меня жалеть. От злости я ревела все громче. Пришел отец. Он сказал: «Только что сделали ремонт, и вот посмотри, какое дурацкое красное пятно от твоего носа осталось на новых обоях!» Я сразу перестала плакать и подумала: «Хоть один умный человек нашелся!» Взрослые не верят, что маленький ребенок может так рассуждать, но я помню точно, что подумала именно это.

Мой вопрос привел Владислава Васильевича в состояние задумчивости и как бы даже неуверенности, хотя последнее было в нем странно.

— Доктор Трофимов… гм… как вам сказать? Хирург был сказочный. Безнадежные случаи обожал: вот кто любил с того света вытаскивать! По многу часов, бывало, бьется над больным, которому, кроме гробовщика, ничего уже не нужно. И побеждал! Не всегда, конечно. А и не скажешь, чтобы редко. Когда после той оказии с парнишкиным купаньем я у него в клинике лежал, видел, какой он из операционной выходил. Тоже был ратник — хлебом не корми, дай только с судьбой поспорить. Халат в крови, как у мясника, глаза горят, что твой Наполеон после Аустерлица! Кстати, его «маленьким доктором» звали — с ростом ему тоже не повезло, как Бонапарту. Тогда он уж последние месяцы доживал. Расширение аорты, ничего не попишешь…

— Что врач был отличный, это я знаю. А человек какой?

Владислав Васильевич видимо заколебался:

— Эх, в душу-то никому не влезешь. Неприступный был господин. Друзей почитай что не имел, кроме Ксенофонта Михайловича Гамалея, старца почтенного. Знаете его?

— Встречались.

— По возрасту он ему в отцы годился, а был — друг. На этой даче при жизни хозяина месяцами живал. Ксенофонт Михайлович кристальная, благороднейшая личность, без страха и упрека, что называется… Вот оно дело-то в чем: кроме таких, Трофимов никого не признавал. Людишки, знаете сами, обыкновенно бывают со всячинкой. А он не прощал. Будь ты хоть весь брильянтовый, а он чуть подлинку заметит, хоть малую, одну-единственную, и пиши пропало.