Читать «Голубая акула» онлайн - страница 137

Ирина Николаевна Васюченко

Ольга Адольфовна, появившись рядом с незнакомцем, взяла его под руку и решительно повлекла вон, бросив через плечо обеспокоенный взгляд на меня. Через минуту влетела Муся с пузырьком, содержимое которого я послушно проглотил. Очаровательный бородач не появился: видимо, хозяйка не выпустила его из плена.

— Кто это был?

— Гнилицкий, здешний фельдшер. — Девочка смущенно почесала в затылке. — Понимаете, я видела, как вы входили. Вы были такой… я даже испугалась. Окликнула вас, а вы не ответили.

— Извини. Я не слышал.

— Я поняла, что вам нехорошо. А здесь, кроме Гнилицкого, и позвать-то некого. Ну, я и побежала к нему. Он чудесный дядька! Мы с Андреем, его сыном, в одном классе учимся. Он нахвалиться не может, какой папа добрый. Но к вам его нельзя подпускать, тут мама права. Все знают, как с ним опасно… Он военный фельдшер, понимаете? Его лечебные способы и средства для вояк, может, и хороши. Но обычного человека они с ног свалят, даже здорового… Это ничего, что я болтаю? Может быть, мне уйти? Как вам лучше?

— Лучше болтай, — сказал я. Узнать, что этот Гнилицкий не поп, приглашенный, чтобы проводить меня в последний путь, было все-таки приятно. Муська тоже явно обрадовалась, что я еще не помираю, и продолжала:

— В прошлом году у мамы было воспаление легких. Он сделал ей согревающий компресс. Мокрое полотенце, потом большой кусок пергамента, шерстяной платок, а поверх всего этого еще одеяло намотал. И все приговаривал: «Вы уж, голубчик, потерпите, не снимайте компрессика. Надо хорошенько пропотеть, а утром я приду и компрессик сам сниму». А я еще натопила, в комнате жара — ну, мама совсем задыхаться стала. Говорит: «Нет, до утра мне так не дожить. Стаскивай это с меня скорее, и будь что будет!» Поутру, еще до света, бежит Федор Васильевич — он к маме замечательно относится: «Ну, как вы, голубчик Ольга Адольфовна?» — «Вы меня простите, я не вытерпела, сняла компресс». — «Вот и прекрасно! Я-то всю ночь заснуть не мог, все ворочаюсь да про себя думаю: „Не тяжеловат ли компрессик?“»

Дверь приотворилась, добродушная физиономия Гнилицкого заглянула внутрь.

— Не допустили меня до вас, голубчик, — пожаловался он. — Ольга Адольфовна говорит, кроме Подобедова, никому не след вас пользовать. Да я гляжу, вам уж и так полегчало. А кошелочку свою я тут, часом, не оставлял? Да вот же она, кошелочка, под стол задвинулась! Выздоравливайте, голубчик. А Подобедову своему скажите, чтобы получше за вами смотрел.

— Вы заметили, что у него в корзинке? — спросила Муся, едва Гнилицкий скрылся.

— Нет.

— Камни! Он всюду выискивает мелкие красивые камешки разных цветов. И складывает в корзинку. Он с нею никогда не расстается.

— Зачем?

— Дорожку мостить! Такой дорожки от калитки к дому, какая у Гнилицких, никто не видал. Но ему все мало, продолжает совершенствовать… А его знаменитые домики для свиньи и собаки вы когда-нибудь видели?

И тут я вспомнил. Обсаженная анютиными глазками безукоризненно прямая дорожка из цветных камешков и три уютных домика: большой посредине и два маленьких по бокам. Бродя по поселку, я давно приметил это диво, но не мог понять, для кого эти маленькие домики, подобно большому, чистенькие, с резными крашеными наличниками, с дверьми и ставенками, кокетливые…