Читать «Голландское господство в четырех частях света. XVI—XVIII века» онлайн - страница 196

Поворотный момент наступил в 1680-х гг., когда директора наконец решили, что преимущества умеренного поощрения белой колонизации района мыса Доброй Надежды перевешивают недостатки. После отмены в 1685 г. Нантского эдикта при их содействии удалось отправить туда несколько групп изгнанных из Франции эмигрантов — гугенотов, а также несколько голландских семей и небольшие партии девушек на выданье из сиротских приютов Соединенных провинций. В 1695 г. на мысе насчитывалось все еще только 340 свободных бюргеров, однако благодаря в основном энергичному руководству и первопроходческому духу губернатора Симона ван дер Стела (1679–1699) фермы и фруктовые сады теперь раскинулись уже за пределами Капского полуострова. Эмигранты-гугеноты пожелали жить вместе и сохранить свою национальную идентичность, однако Симон ван дер Стел, настроенный необычайно националистически для голландца, настоял на расселении их среди голландских фермеров, и через два или три поколения они полностью растворились среди местных голландцев. Постоянный приток населения обеспечивали военные и гражданские служащие компании, оставившие службу и ставшие бюргерами и фермерами на мысе, а в XVIII в. точно таким же образом в колонии обосновалось значительное количество немцев. Подавляющее большинство этих мужчин не привозило с собой женщин собственной национальности, поэтому они женились на девушках голландского или франко-голландского происхождения. К 1780 г. в колонии уже проживало где-то между 11 и 12 тысячами свободных бюргеров, из которых не менее 3 тысяч жило в Капстаде (Кейптауне). Несколькими годами раньше Ставоринус отмечал: «Хотя первые колонисты здесь были из разных народов, они, с течением времени, теперь настолько тщательно перемешались, что их невозможно отличить друг от друга; даже большинство тех, кто родился в Европе и кто прожил здесь несколько лет, изменили свой национальный характер на свойственный этой стране».

Экономическое развитие колонии тормозилось многочисленными ограничениями, наложенными компанией, судя по постоянным жалобам свободных бюргеров, на коммерческую и, в меньшей степени, сельскохозяйственную деятельность. В 1685 г. ван Реде тот Дракестейн докладывал, что все свободные бюргеры недовольны правлением компании. Те, кто жил близ замка, резиденции местного правления, — тем, что им не позволяли свободно торговать; занятые землепашеством — из-за того, что не могли назначить более высокую цену за свою продукцию; занимавшиеся разведением скота — потому, что им не разрешалось вести обмен с готтентотами. И вряд ли можно было ожидать, что голландские директора XVII в. согласятся с взглядами на свободную торговлю, которые стали общепринятыми лишь в викторианской Англии; однако некоторые побывавшие на мысе Доброй Надежды в 1655–1795 гг. официальные уполномоченные критиковали жесткие ограничения, наложенные на его жителей, и рекомендовали облегчить их бремя теми или иными незначительными уступками. Один из них, Дэниел Нолтениус, зашел настолько далеко, что даже заявил (в 1748 г.), что колония не добьется настоящего процветания, пока свободная торговля и мореходство не будут доступны «не только жителям этого мыса, но и всем, кто хотел бы участвовать в ней, независимо от того, живут ли они в Европе или в Азии». Вряд ли стоило ожидать, что столь революционная точка зрения придется по нраву директорам фрахтовой компании, для которой, по общему признанию, «торговля служила компасом, а выгода путеводной звездой». Желание директоров свести стоимость содержания колонии до минимума и при этом обеспечивать свои суда свежей провизией по возможно более низким ценам столкнулось с желанием колонистов рассчитываться по ценам, которые они, по их мнению, заслуживали и по которым они обычно могли рассчитываться с командами и пассажирами иностранных судов. Таков был конфликт интересов, в период правления компании так и не разрешенный к удовлетворению ни одной из сторон. Рассмотрение производства пшеницы, вина и шерсти в колонии поможет прояснить этот вопрос.