Читать «Главные роли» онлайн - страница 76

Потом случилось горе – скоропостижно умер 43-летний Ленин отец – ведущий инженер крупного машиностроительного завода, оставив семью совсем без средств – никогда не работавшую Ленину мать и, собственно, саму Лену, в ту пору десятиклассницу. Мать убивалась по отцу отчаянно – жили они душа в душу, но еще больше ее страшила их дальнейшая жизнь. Купили в долг вязальную машину и кое-как начали ее осваивать. При тогдашнем тотальном дефиците вязаные кофточки и платья имели приличный успех. Но мать не справлялась, плакала, жаловалась на жизнь и горькую судьбу, а вот у Элен все получалось аккуратно и гладко. Доставали польские и прибалтийские журналы, переплачивали за импортную шерсть спекулянтам, радовались новым заказам, переживали, если заказов было мало. В доме сильно пахло шерстью. Весь десятый класс вечерами Лена сидела за машинкой. Какой институт? «Поступлю на следующий год», – решила она. Немножко пострадала по своему первому мужчине – питерский студент не объявился ни разу. Но распускать нюни было некогда – дел по горло. Как-то сразу кончилось детство и наступила взрослая жизнь.

На выпускном под громкую музыку немного потопталась с Димкой Рощиным, старым приятелем, едва доходившим ей до плеча, и ушла домой. Какие там гулянки до утра на теплоходе? У нее было несколько срочных заказов. Дом их после смерти отца сразу как-то потускнел, очень изменился и затих. Исчезли веселые, шумные и обильные застолья. Кому охота в тоску и бедность? Мать хандрила, валялась днями в постели, ходила неприбранная, в халате и стоптанных домашних тапочках. И опять жаловалась на судьбу.

– Одна надежда на тебя, Ленка. Ищи себе приличного мужа, – то ли в шутку, то ли всерьез говорила мать.

– Это тебе, мамуль, замуж надо, – вздыхала дочь, – а то ты совсем чахнешь.

Мать подходила к зеркалу и подолгу рассматривала свое отражение. А потом, вздыхая, говорила: «Что ты, Леночка, мой поезд уже ушел». А через год вышла замуж за двоюродного брата своего покойного мужа, военного, в чине полковника, и укатила с ним в Томск, в новую жизнь. Письма дочери писала восторженные – и в квартире сделали – сами! – ремонт, и достали югославскую стенку, и купили новый финский холодильник в военторге, и шубу себе сшила из серого каракуля. Жили они дружно, и мать опять расцвела. И даже завели маленький огород – так у них там, в военном городке, было принято. В конце каждого письма один короткий вопрос: как у тебя, доча? Без подробностей – ни как там с работой или учебой, ни про личную жизнь, а просто и коротко – как там у тебя? Что «как»? «Плохо» не ответишь – зачем счастливого человека расстраивать. А про «хорошо» тоже особенно не соврешь. А вот подробности мать, похоже, не интересовали. Да и особенно хорошего точно ничего не было. Она и отписывалась гладко – не волнуйся, все нормально. О своем одиночестве – ни-ни. За мать была рада, но все же удивлялась, как из столичной дамы, интересующейся премьерами и нарядами, она превратилась в классическую гарнизонную жену – с засолкой огурцов на зиму, с огородом и посиделками в женсовете с офицерскими кумушками. Душечка, ей-богу. Хотя что в этом плохого?