Читать «Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита(изд.1959)» онлайн - страница 102
Алексей Николаевич Толстой
Широкоскулый человек вытянул шею, глядя на иглу собора. Казалось, он был потрясен и взволнован, как путник, увидевший после многолетней разлуки кровлю родного дома. И вот по темной Неве от крепости долетел торжественный звон: на Петропавловском соборе, где догорал свет на узком мече, над могилами императоров куранты играли «Интернационал».
Человек стиснул перила, из горла его вырвалось что-то вроде рычания, он повернулся спиной к крепости.
В таможне он предъявил паспорт на имя Артура Леви и во все время осмотра стоял, хмуро опустив голову, чтобы не выдать злого блеска глаз.
Затем, положив клетчатый плед на плечо, с небольшим чемоданчиком, он сошел на набережную Васильевского острова. Сияли осенние звезды. Он выпрямился с долго сдерживаемым вздохом. Оглянул спящие дома, пароход, на котором горели два огня на мачтах да тихо постукивал мотор динамо, и зашагал к мосту.
Какой-то высокий человек в парусиновой блузе медленно шел навстречу. Минуя, взглянул в лицо, прошептал: «Батюшки», и вдруг спросил вдогонку:
– Волшин, Александр Иванович?
Человек, назвавший себя в таможне Артуром Леви, споткнулся, но, не оборачиваясь, еще быстрее зашагал по мосту.
84
Иван Гусев жил у Тарашкина, был ему не то сыном, не то младшим братом. Тарашкин учил его грамоте и уму-разуму.
Мальчишка оказался до того понятливый, упорный, – сердце радовалось. По вечерам напьются чаю с ситником и чайной колбасой, Тарашкин полезет в карман за папиросами, вспомнит, что дал коллективу клуба обещание не курить, – крякнет, взъерошит волосы и начинает разговор:
– Знаешь, что такое капитализм?
– Нет, Василий Иванович, не знаю.
– Объясню тебе в самой упрощенной форме. Девять человек работают, десятый у них все берет, они голодают, он лопается от жира. Это – капитализм. Понял?
– Нет, Василий Иванович, не понял.
– Чего ты не понял?
– Зачем они ему дают?
– Он заставляет, он эксплуататор…
– Как заставляет? Их девять, он один…
– Он вооружен, они безоружные…
– Оружие всегда можно отнять, Василий Иванович. Это, значит, они нерасторопные…
Тарашкин с восхищением, приоткрывая рот, глядел на Ивана.
– Правильно, брат… Рассуждаешь по-большевистски… Мы в Советской России так и сделали – оружие отняли, эксплуататоров прогнали, и у нас все десять человек работают и все сытые…
– Все от жира лопаемся…
– Нет, брат, лопаться от жира не надо, мы не свиньи, а люди. Мы жир должны перегонять в умственную энергию.
– Это чего это?
– А то, что мы в кратчайший срок должны стать самым умным, самым образованным народом на свете… Понятно? Теперь давай арифметику…
– Есть арифметику, – говорил Иван, доставая тетрадь и карандаш.
– Нельзя муслить чернильный карандаш, – это некультурно… Понятно?
Так они занимались каждый вечер, далеко за полночь, покуда у обоих не начинали слипаться глаза.
85
У калитки гребного клуба стоял скуластый, хорошо одетый гражданин и тростью ковырял землю. Он поднял голову и так странно поглядел на подходивших Тарашкина и Ивана, что Тарашкин ощетинился. Иван прижался к нему. Человек сказал:
