Читать «Гиббон Э. - Закат и падение Римской империи. Том 2» онлайн - страница 383

Он в самых настоятельных выражениях приглашает и увещевает подданных Римской империи подражать примеру их государя, но вместе с тем он объявляет, что те, которые все-таки будут закрывать свои глаза перед небесным светом, могут свободно пользоваться своими храмами и поклоняться своим мнимым богам. Мнение, что будто языческие обряды и богослужения были запрещены, формально опровергается самим императором, который благоразумно указывает, как на мотив своей умеренности, на непреодолимую силу привычек, предрассудков и суеверий¹⁶⁹). Не нарушая святости данного им обещания и не встревоживая язычников никакими опасениями, хитрый монарх стал медленно и осторожно подкапываться под нестройное и разваливавшееся здание политеизма. Отдельные строгие меры, к которым ему случалось прибегать, хотя и были втайне вызваны его христианским усердием, приукрашивались благовидными мотивами справедливости и общественной пользы, и в то время как Константин старался уничтожить самые основы старой религии, он, по-ввдимому, только исправлял вкравшиеся в нее злоупотребления. По примеру самых мудрых между своими предшественниками он воспретил, под страхом самых жестоких наказаний, тайное и нечестивое искусство ворожбы, возбуждавшее неосновательные надежды, а иногда и поползновение к преступным попыткам в тех, кто был недоволен своим настоящим положением. Позорное молчание было предписано оракулам, которые были так явно уличены в мошенничествах и обмане; изнеженные священнослужители берегов Нила были уволены, и Константин исполнил обязанности римского цензора, коща дал приказание разрушить в Финикии храмы, в которых из благочестия совершались среди белого дня разные прелюбодеяния в честь Венеры¹⁷⁰). Столица империи, Константинополь, был построен в некоторой мере на счет богатых храмов Греции и Азии и был украшен вывезенною из них добычей; их священные имущества были конфискованы; статуи богов и героев были с грубой фамильярностью перевезены к такому народу, который смотрел на них не как на предметы поклоненья, а как на предметы, возбуждавшие любопытство; золото и серебро были пущены в обращение, а должностные лица, епископы и евнухи воспользовались этим удобным случаем, чтоб удовлетворять и свое религиозное рвение, и свое корыстолюбие, и свою злобу. Но это хищничество ограничивалось небольшою частью римского мира, а провинции уже задолго перед тем привыкли выносить такие же святотатственные грабежи со стороны таких государей и проконсулов, которых нельзя было заподозрить в намерении ниспровергнуть установленную религию¹⁷¹).

Сыновья Константина шли по стопам своего отца с большим рвением, но с меньшею сдержанностью. Предлоги для хищений и угнетений мало-помалу увеличивались¹⁷²); противозаконным поступкам христиан оказывались всякие снисхождения; всякое сомнение объяснялось в ущерб язычеству, а разрушение языческих храмов прославлялось, как одно из самых счастливых событий, ознаменовавших царствования Константа и Констанция¹⁷³). Имя Констанция стояло во главе следующего краткого закона, по-видимому уничтожавшего на будущее время всякую надобность в каких-либо новых запрещениях: «Нам угодно, чтоб во всех местах и во всех городах храмы были немедленно закрыты и тщательно охраняемы для того, чтоб никто не имел возможности впасть в преступление. Нам также угодно, чтоб все наши подданные воздерживались от жертвоприношений. Если кто-либо из них провинится в таком деянии, пусть он погибнет от меча, а после его казни пусть его имения будут конфискованы на общественные нужды. Мы осуждаем на такие же наказания губернаторов провинций, если они будут небрежны в наказании виновных»¹⁷⁴). Но самые убедительные резоны заставляют нас думать, что этот страшный эдикт или не был опубликован, после того как был написан, или не приводился в исполнение, после того как был опубликован. Очевидность фактов и сохранившиеся до нашего времени памятники из бронзы и мрамора доказывают нам, что публичное исполнение обрядов языческого богослужения не прекращалось в царствование сыновей Константина. И на востоке и на западе, и в городах и в селах еще было множество храмов, уцелевших от разрушения, а благочестивая чернь могла по-прежнему наслаждаться пышною обстановкой жертвоприношений , празднеств и процессий с разрешения или с тайного одобрения гражданских властей. Почти через четыре года после того, как был издан приписываемый Констанцию кровожадный эдикт, этот император посетил римские храмы, а один языческий оратор рекомендовал его благопристойное по этому случаю поведение как пример, достойный подражания его будущих преемников. «Этот император, - говорит Симмах, - оставил неприкосновенными привилегии девственных весталок; он раздал жреческие должности знатным римлянам, приказал по-прежнему выдавать деньги на покрытие расходов, сопряженных с публичными обрядами и жертвоприношениями, и хотя он перешел в другую веру, он никогда не пытался лишить подданных империи их древнего священного культа»¹⁷⁵). Сенат по-прежнему считал себя вправе освящать публичными декретами божественную память своих государей, и сам Констанций после своей смерти был сопричислен к тем богам, от которых он отрекся и которых он поносил в течение своей жизни. И титул, и внешние отличия, и прерогативы верховного первосвященника, установленные Нумой и усвоенные Августом, были без колебаний приняты семью христианскими императорами, которые оказались облеченными более абсолютною властью над той религией, от которой они отказались, нежели над той, которую они исповедовали¹⁷⁶).