Читать «Гиббон Э. - Закат и падение Римской империи. Том 2» онлайн - страница 349

1. Избранный кружок философов - людей с хорошим образованием и сильно развитой любознательностью - мог в тишине исследовать и спокойно обсуждать в афинских садах или в александрийской библиотеке отвлеченные метафизические вопросы. Возвышенные умозрения, не убеждавшие ума и не волновавшие страстей даже в самих последователях Платона, оставлялись без всякого внимания и людьми, жившими в праздности, и людьми деловыми, и даже теми, которые посвящали себя ученым занятиям³⁵). Но после того, как откровение сделало из Логоса священный предмет веры, упований и религиозного культа христиан, эта таинственная система нашла многочисленных и постоянно увеличивавшихся числом последователей во всех провинциях Римской империи. Люди, которые по своему возрасту, по своему полу или по своим занятиям были менее всех других способны су-дать и которые никогда ие упражнялись в отвлеченном мышлении, захотели уразуметь сущность божеских свойств, и Тертуллиан³*) мог похвастаться тем, что христианский ремесленник имеет готовый ответ на такие вопросы, которые поставили бы в затруднение самого умного из греческих мудрецов. Действительно, всякий раз, когда предмет наших размышлений недоступен для нашего понимания, различие между гениальным умом и умом самым ограниченным становится бесконечно малым; однако степень умственного бессилия, как кажется, может в таках случаях измеряться степенью упорства и догматической самоуверенности. Эти умозрения, вместо того чтоб служить развлечением в часы досуга, сделались самым серьезным занятием в настоящей жизни и самой полезной подготовкой к будущей жизни. Тео-логия, в которую верить было обязанностью, в которой сомневаться было нечестием и которую неверно понимать было бы опасно и даже пагубно, сделалась обычным предметом домашних размышлений и публичных бесед. Холодное равнодушие философии воспламенялось пылкостью благочестия, и даже метафоры обыденного языка вводили в заблуждение и ум и опытность. Христиане, ненавидевшие грубую и грязную родовую связь между богами греческой мифологии³⁷), попытались основать свои доводы на аналогии с естественными отношениями между отцом и сыном. Характер Сына, по-видимому, обусловливался всегдашним подчинением добровольному виновнику его существования³*); но так как следует полагать, что рождение, в самом духовном и отвлеченном его смысле, передает родившемуся одинаковые свойства с отцом³⁹), то они не осмелились ставить какие-либо пределы могуществу и продолжительности существования такого Сына, Отец которого вечен и всемогущ. Жившие в Вифннии христиане объявили перед трибуналом Плиния, через восемьдесят лет после смерти Христа, что они взывают к нему, как к Богу, а различные секты, принимавшие наименование его последователей, поддерживали эти божеские отличия во все века и во всех странах⁴⁰). Их нежное уважение к памяти Христа и их отвращение к нечестивому культу всякого созданного существа привели бы их к признанию равной с Отцом и абсолютной божественности Логоса, если бы их быстрое стремление к небесному престолу не было сдержано опасением нарушить единство и исключительное верховенство Отца Христа и вселенной. Недоумения и колебания, вызванные в умах христиан этими противоположными стремлениями, проглядывают в сомнениях богословов, славившихся после окончания апостольского века и до начала споров, вызванных Арием. На авторитет этих писателей ссылаются с одинаковой уверенностью и правоверные, и еретики, а, по мнению самых разборчивых критиков, если они действительно имели счастье обладать кафолической истиной, то они были не правы в том, что облекали свои идеи в неопределенные, неточные, а иногда и противоречивые выражения⁴¹).