Читать «Гиббон Э. - Закат и падение Римской империи. Том 2» онлайн - страница 104

Киприан мог по своему выбору или умереть мучеником, или жить вероотступником, но это был выбор между славой и позором. Если бы можно было предположить, что карфагенский епископ обращал свою преданность христианской вере в орудие своей алчности или своего честолюбия, ему все-таки следовало выдержать до конца ту роль, которую он на себя принял⁹⁷); а если у него было хоть немного мужества, он должен был скорей подвергнуться самым жестоким истязаниям, чем совершить такой поступок, который заменил бы славу всей его жизни отвращением со стороны его христиан-

ских собратьев и презрением со стороны язычников. Но если рвение Киприана истекало из искреннего убеждения в истине того учения, которое он проповедовал, то венец мученика должен был представляться ему скорей привлекательным, нежели внушающим ужас. Из неясных, хотя и красноречивых, декламаций отцов церкви трудно извлечь сколько-ни-будь определенное понятие о свойствах или степени той бессмертной славы и того блаженства, которые они с уверенностью обещали всякому, кто имел счастье пролить свою кровь из-за религии⁹⁸^.

Они внушали с подобающем усердием, что огонь мученичества восполнял всякие недостатки и искуплял всякие прегрешения, что, тогда как души обыкновенных христиан должны были проходить через медленное и тягостное очищение, торжествующие мученики немедленно вступали в пользование вечным блаженством и вместе с патриархами, апостолами и пророками царствовали вместе с Христом, действуя в качестве его помощников во всеобщем суде над человеческим родом. Мужество мучеников нередко воодушевлялось мотивом, который так однороден с свойственным человеческой натуре тщеславием - уверенностью в приобретении долговечной земной славы. Почести, воздававшиеся в Риме и в Афинах тем гражданам, которые пали, защищая свою родину, были холодными и ничтожными изъявлениями уважения в сравнении с той пылкой признательностью и преданностью, с которыми первобытная церковь относилась к славным поборникам религии. Годовщина их подвигов и страданий справлялась со священными церемониями и в конце концов сделалась предметом религиозного культа. Тем из христиан, открыто исповедовавших свою религию, которые (как это случалось очень часто) были освобождены от суда или выпущены из тюрем, воздавались почести, каких заслуживало их неполное мученичество и их благородное мужество. Самые благочестивые женщины просили позволения приложиться устами к оковам, которые они носили, и к ранам, которые они получили. Их личность считалась священной, их решения принимались с уважением, а сознанием своего духовного превосходства и своей нравственной распущенностью они слишком часто употребляли во зло то высокое положение, которого достигли своим усердием и неустрашимостью⁹⁹). Отличия этого рода служили доказательством того, как высоко ценились заслуги людей, пострадавших или поплатившихся жизнью за использование христианской религии, но вместе с тем они служили доказательством и немногочисленности таких людей.