Читать «Гермоген» онлайн - страница 220

   — Не тебе, крамольнику, говорить о Боге! То кощунство и суета бесовская!

   — Покорись, Василий! — примиряюще произнёс князь Тюфякин.

Между тем боярская палата наполнилась людьми. Многие роптали при виде стражников, и по лицам видно было, что жалели несчастного царя. Были среди них и знакомые Василию люди. Он переводил взгляд с одного на другого. Тихо и ласково произнёс:

   — Вы некогда любили меня... Называли царём правды, избавителем от проклятого еретика. Когда я победил Болотникова, вы величали меня спасителем отечества... За что же ныне возненавидели?! За казнь ли Отрепьева и клевретов его? Я хотел добра вам и России. Наказывал единственно злодеев. И кого не миловал?

Слушая трогательную речь, многие опустили голову. Раздались всхлипывания. И вдруг послышался рык поначалу онемевшего от неожиданности Захара. Он повелительно глянул на иноков, и те начали читать молитвы, другие совершали обряд пострижения. Туренин и Тюфякин подсказывали Василию слова монашеских обетов, но Василий безмолвствовал, и слова обета произносил Туренин.

Обряд священный совершался как насилие безбожное. И никто из присутствовавших не воспротивился этому безбожию. И многие, оправдывая себя, думали: «Видно, не зря взял такую силу Захар. Вон и князья с ним. И стражу позвали...» Увы, толпа и есть толпа. Успех или неудача много значат для неё.

...Один лишь Гермоген упорно стоял за неправедно сверженного венценосца. Он один называл его помазанником Божьим, молился за него в храмах и говорил, что Господь накажет Россию за великий грех безбожного свержения царя Василия.

Узнав накануне о пострижении Василия (это было неправедно скрыто от патриарха), Гермоген всю ночь молился. Никогда прежде не вкладывал он в слова молитвы столько страдания и надежды. Он обдумывал, что скажет завтра на литургии в Успенском соборе. Мысль о царе-мученике, о несчастной России лишала его сна.

В тот день собор не мог вместить всех желающих присутствовать на литургии. Стояли кучками и на паперти, и на Соборной площади. Дни были тревожные. К Москве подступал тушинский царик, с запада шёл гетман. Что-то скажет людям святейший? Москвитяне знали его прямой смелый нрав и его красноречие. Знали и то, как болезновал он о свергнутом царе, и сами были в душе смущены.

Гермоген был в полном патриаршем облачении. На саккосе изображение Казанской Богоматери, особо им чтимой. Она, Пресвятая госпожа, была всегда в его сердце, неизменно была с ним, когда он служил литургию. И хотя эта служба брала много сил, он любил её за трагическое величие, за спасительную силу поклонения мукам Иисуса Христа. Он знал, почему так много сегодня стеклось народу. Они хотят услышать о муках и бедах России, своих бедах и своей судьбе.

   — Отчего Россия в смятении? Отчего безначалие? В Писании сказано: «Посели в доме твоём чужого, и он расстроит тебя смутами и сделает тебя чужим для других». Мы сами дали волю крамольникам и ляхам. Мы сами свели с престола достойнейшего из царей. Мы сделались чужими для помазанника Божья. Ни один из царей не был столь достоин престола, как Василий, явивший величие и твёрдость в дни горестных испытаний! Не ему ли Россия обязана освобождением от первого самозванца и не изменники ли поселили в нашем доме второго самозванца и ныне служат ему! И не ему ли, прямому потомку Александра Невского, обязана держава избавлением от банд Болотникова! Он был царём правды, одинаково справедливым для всех. Превыше всего для него были Бог и отечество. А храбростью на поле брани он превосходил прежних государей. Да будь же здрав во веки, царь Василий, сведённый с престола злой изменой!