Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 84

В поле кричали скотники, подревывали коровы. Постукивал удалявшийся трактор. Ругала кого-то Алевтина. В открытых воротах громоздилась гора сенажа. Алевтина поддела на вилы корм, понесла внутрь — видеть Зимину она не желала.

Черно-рыжая масса, обдавая специфическим гнилостным запахом, парилась в кормушках. Хорошее дело «каша» — силос, траншейное сено или солома, сдобренные патокой, микроэлементами. Но патоки четвертый день не было — хотя директор одного московского хлебозавода пообещал отпустить.

— Сейчас поеду, дам трактористам накачку, они у меня узнают. В девять на работу выходят — к двенадцати еще не доставили! — гремела Зимина, замедляя шаг.

Алевтина разравнивала корм вилами, выбирая, отбрасывая что-то.

— Земли много? — поинтересовалась Зимина. — На хвойно-витаминную муку тоже жалуются.

И тут подвернулась Татьяна Леднева — в черном халате поверх одежины — пролысевший лисий воротник сливался с рыженьким, в веснушках лицом.

— Осталась вчерашняя, посмотрите, — с готовностью поспела она, и уж не ради этой муки стала мешать ладонью в кормушке.

Зимина погрузила руки. А мука действительно была темная, крупная, подозрительная — веточки, палки. Хвойно-витаминную готовили в Центральной. И мельком подумав: «Опять все самой, разве Галина не видела?» — она бросила в сторону Алевтины:

— Надо заехать к ребятам в сарай.

Но опять лишь Татьяна вздохнула рядом:

— Наказали бы вы трактористам, чтобы не сваливали далеко, сюда бы толкали — мы ворота когда хошь откроем. Хорошо корм давать теплый, мы его заранее вносим. А то болеют коровы. И таскать тяжело. — Внезапно сорвавшись, она подалась по проходу.

Перегнувшись назад, выпятив заметный и в пальто живот, Женя разносила корм вилами. Бледное, почти бескровное оплывшее лицо уже не казалось хорошеньким.

Татьяна перекатила тележку, отобрала у невестки вилы и, потеснив локтем, сама подцепила «кашу».

«Ну вот и разбирайся тут с ними, — пронеслось в голове Зиминой. — Поди, и доить и чистить помогают мать и свекровушка. Тяжело сорок семь одной обиходить. И как-то управляются. А будешь спрашивать — концов не найдешь — семья! И у той, у Раисы, так же».

Женя, вся белая, привалилась к столбу, подпиравшему кровлю.

— Не надо бы так надрываться, скинет еще, — сказала Ольга Дмитриевна Алевтине.

Алевтина вдруг тронула ее за руку:

— Пойдем, покажу теляточек, вчера народилися, — и повела к ящичкам-яслицам, наставленным вдоль стен.

Телочек даже сейчас можно было признать по мордочкам. Многие лежали еще мокренькие, необсохшие, другие поднимались на дрожащих ножках.

— Да какое с этого корма молоко для них? — говорила Алевтина. — Из дома приносим чай, яйца, отвар из гранатовых корок — прислали корки из Москвы, жена дачника Воронковых, художника Кости, они мальчонку только корками выходили. Ну и мы. — Лицо ее засветилось примиренной улыбкой. — Вот ставить куда — ума не приложим, красный уголок забитый полностью, сами лишь в бытовке толкемся. А ты не очень тужи, — подняла она на Зимину глаза, — отел только начался, погоди, все молоко будет нашим. — И показала на большую, сильно отяжелевшую, почти черную корову, оставленную в стойле: — Ишь как теленок ворочается, сядешь доить, он в плечо и торкнется. Ну ты, Фаворитка, замоталась? — сказала размягченно и высвободила сильно подтянутую цепь. — Звенья узкие, менять надо.