Читать «Где ты, бабье лето?» онлайн - страница 47
Марина Александровна Назаренко
— Во, четверть воза! — кричала Алевтина, только на минуту отворачивая лицо.
Вилами разравнивала, растрясала она солому. Солома обвисала клочьями, лишние охапки сваливались. И опять — рычаг гидравлики на себя, скорость, задний ход, газ и снова гидравлику — и вилы с новой копной, взмыв над стогом, шмякают солому вправо, влево или сдвигают решеткой в середину. В середину обязательно — сначала по бокам, потом в середину. Так и елозил Юрка на тракторе вокруг стога, подхватывал копешки с разных сторон, а Суворов наловчился, тягал все быстрей и быстрей.
Солома овсяная мягкая, вся на корм пойдет. Пшеничную — ту запаривают, сдабривают патокой, прибавляют в нее концентраты и тогда уже кормят скот. А то еще соломой бурты картошки покрывают на зиму, засыпая сверху землей. В новом году картошку собирались в картофелехранилище положить.
Нет, Юрка не скучал. Ему на Алевтину-то взглянуть было некогда, не то что разглядывать красоток из журнала, налепленных на синих стенках (красотки в махоньких, даже плохо заметных купальничках — ну, Саша, — Юрка не ожидал от него!)…
В пять часов вечера привезли полдник. В машине грохот, стук рычагов, шум, пахнет разогретым железом, соляркой. А спрыгнул вниз — душно охватил хлебный запах: стога, и стерня, и ближние кусты, и дорога, и люди, и трактора — все потонуло в нем.
Шофер Буханкин из машины не вышел, поглядывал в окошко, подавал реплички — не получалось у них с Юркой контакта. А все потому, что с матерью Юркиной контакт у Буханкина установился веселый. Зайдет к ним домой, подсядет к Татьяне: «А хорошо — двое красненьких?» Красненький! Да разве мать сравняется с ним? Он же просто красный баран!
Юрий и не глядел на него, улыбнулся поварихе — Сашиной матери тете Вале, похвалившей его работу.
У подножия стога и расселись с мисками. Сегодня тетя Валя привезла Дениску, сынишку Суворовых, гостившего у нее, — Лена работала, а в садик Дениску возьмут только осенью, когда три годика минет. Мальчик сидел на примятой стерне в коленях отца, ел с ним из миски, а Суворова стояла над ними, умильно смотрела на сына и внука.
— Ты что же у отца-то ешь, ты отцу дай поесть, — сказал Юрка, подбирая макароны, — было весело оттого, что весь день проработал на стогомете не хуже Саши и что это видели и признавали и Алевтина, и тетя Валя, а может, и рыжий Буханкин, глядевший из кабины грузовика.
— Да он одну котлетку съел, ничего больше не стал, а тут, вишь, исть, — умиленно сказала бабка.
— Ты говорить-то умеешь? А ругаться умеешь? — спрашивала Алевтина, и в этот миг была заодно с Юркой.
— Еще как умеет! — похвалилась Суворова. — Налило надысь в колдобины, а он через дорогу направился. Слышим — ругается: «Вот черт, не перейду». И еще кое-что выговаривает, — подмигнула она.
— А он что, не мужик разве? Мужик русский и есть, — похвалил и Буханкин.