Читать «Где твои крылья, ангел?» онлайн - страница 6

Максим Сергеевич Стрельцов

– Опять эти иноверные.

– Да… Но это другие уже.

– Нет, говорю тебе. Те же! Вон, смотри, женщина черноглазая. Это она с мужем приходила на прошлой неделе. Хорошо ее запомнил.

К главе с разных сторон стали подходить особо деятельные женщины из общины.

– Вячеслав Борисович, цыгане опять. Нам-то что делать?

Радимов меж тем внимательно оглядывал ярмарку. «Иноверных», как выразился Станищев, в этот раз было гораздо больше, чем в прошлый. Не одна семья, а сразу несколько. Прогнать такую ватагу было бы слишком хлопотно. Причем подавляющая часть пришедших – женщины и дети. Радимов же привык любые серьезные вопросы решать с взрослыми мужиками, неизбежно теряясь в дельных разговорах с представительницами слабого пола.

– Ну, что тут поделаешь, – пробормотал, насупившись, Вячеслав Борисович. – Детей столько… Чего их прогонять? Обслуживайте, как и остальных.

Донеся свою мысль до соратников, Радимов, как расстроенный ребенок, скрестил руки на груди и отошел в сторону.

Все старались продолжать проводить ярмарку, как ни в чем не бывало. Но получалось плохо. Суета пришла на смену размеренному спокойствию. С оставшимися на площади христианами обходились вдвойне любезно, щедро подливая им похлебку. А вот со всеми чужими, на лицо «иноверными», общинники вели себя презрительно. Видя разницу между своими собратьями и «ими», люди считали необходимым поддерживать различия во внешности различием в отношении. Так, заметив перед собой чужого, кто-то невольно не докладывал еды в тарелку, кто-то другой отрывал кусочек хлеба поскромнее, кто-то третий не доливал чай в подставляемый стакан и тому подобное…

Повеселевшие от вкусной еды чумазые дети забегали по мостовой. Они, играясь, прятались за палатками и за прилавками, чем сильно беспокоили народ. Взрослые обращались к своим чадам на нерусском языке, еще больше выделяясь в толпе. Общинники искоса посматривали на незнакомых людей. Они не чувствовали вражды к ним, ненависти или злобы. Ничего подобного. Они чувствовали непринятие и непонимание. Если более близких по духу и вере нищих людей общинники принимали и понимали, а потому жалели, то к таким же бедным, но «иноверным», они испытывали уже не жалость, а презрение.

Презрение это не выливалось наружу, как при стычке Станищева с мужчиной в шляпе на прошлой неделе. Но и полностью сдерживаться тоже не могло. Презрение выражалось в деталях. Какая-то пухлая мамаша, что-то недовольно приговаривая, старательно прятала личные вещи общинников под прилавки. Другая подобного типажа женщина отгоняла своих детей и детей своих друзей от «иноверных» ребятишек. Третья, будучи немного помоложе и поприветливее, решилась заговорить с одним из пробегавших мимо мальчишек.

– Послушай, от кого вы узнали про нашу ярмарку? – не очень тактично спросила она, натягивая на лицо притворную улыбку.

Мальчик остановился и переспросил, что от него хотели. Женщина только в этот момент заметила на щеке ребенка уродливый, неприятный шрам, от которого у нее пробежали мурашки по спине. Она присела на корточки и повторила свой вопрос.