Читать «Газета Завтра 1256 (51 2017)» онлайн - страница 50

Выставка "Некто 1917" наводит на противоположные мысли: Революция — это гибель. Зачем? Кому от этого — лучше? Брат шёл на брата. Кровавые сполохи. Но вдруг - солнечный луч. Костры до небес. Данко с вырванным сердцем. Красное зарево. Новая планета. Слава Октябрю!   

Илл. А. Лентулов. "Мир.Торжество.Освобождение" 

Теги события:

культура выставка третьяковская галерея искусство 1917 октябрьская революция 1917 - 2017 кандинский нестеров михаил григорьев борис лентулов русский авангард

«Ревела буря, дождь шумел…»

Авторский блог Марфа Петровичева 22:58 7 декабря 2017

«Ревела буря, дождь шумел…»

Марфа Петровичева

7

Оценить статью: 2

В комнате трое. Телевизор, кадры: боевая песнь двух воюющих африканских племён, проколотые носы, угрожающий татуаж. Панька и Филипп Ильич сидят неподвижно, их наблюдение безэмоционально. Василий Иванович спит на диване. Крик обкомовца, бьют часы. Телевизор: певица беззвучно и весело поёт в микрофон, кружится беззаботная молодёжь. Панька подходит к экрану, холодными, как лёд, глазами всматривается в огни дискотеки. Как в аквариум с рыбками, заглядывает он в этот мир.

Из погреба вылезает Полуянов.

Идея национальной «почвы», во всей её сложности, для современного российского искусства по-прежнему значима и актуальна: народ, отстаивающий своё право на уникальность, всё так же болезненно реагирует на опасность подмены, совершаемой ныне методично и внутривенно, на уровне смысловых обертонов. Живая мысль современной России, при обострённых социальных проблемах, нередко бьётся между столь различными ценностями, что само понятие «почва» до нашего времени так и остаётся неясным.

Не останавливаясь на том, в каком идеологическом противоречии решает этот вопрос современный кинематограф, хочу обратиться к более цельным в этом отношении картинам далёкой от нас действительности, возникшим на гребне всё тех же переживаний, в пароксизме всё той же боли, которую испытывает человек в поисках утраченного прошлого. Поскольку речь неизменно пойдёт о мифе, интересно сопоставить два фильма: «Чапаева» Васильевых (1934) как зарождение мифологии и «Окраину» Петра Луцика (1998) как дальнейшее противостояние этой мифологии реальным условиям её  бытования.

В одном из своих интервью Луцик говорит о «Чапаеве» как о «великой подсознательной мечте всех режиссеров» [1] . Возможно, именно так — подсознательно — он вносит в свой фильм прозвучавшую в «Чапаеве» песню о гибели атамана Ермака, подсознательно же даёт своим героям схожие имена.

Сказовая серьёзность «Окраины», сближающая картину с романтической патетикой советского фильма, балансирует между звериной жестокостью и искренней наивностью, вот уже в который раз совмещая несовместимое в «волшебной жизни» русской ойкумены. По свидетельству архивных записей, Васильевы вырезали из ленты сцену расстрела дезертиров, что, на фоне неожиданно бравых каппелевцев, могло бы лишить образ легендарного комдива должного обаяния. Простосердечие и беспощадность в обеих картинах мифологичны: первые зрители «Чапаева» воспринимали фильм не как произведение искусства, они принимали это как реальный факт, актуализацию недавнего и едва ли не сакрального прошлого. В 30-х годах количество просмотров «лучшего фильма» неизменно зашкаливало (по данным статистики, его просмотрело около 50 миллионов человек).