Читать «Выход где вход» онлайн - страница 103
Татьяна Алексеева
— По-моему, больше на Писсарро похоже, — ухмыльнулась Софья, радуясь, что втянула Веру в разговор. — 'Бульвар Монмартр облачным утром'… Вот с этой картиной действительно по атмосфере есть что-то общее.
Ей показалось, что привычная Верина восторженность начала возвращаться. А там, глядишь, и обида потихоньку улетучится. Свыкнется она с мыслью о Маринином отъезде. Будет по-прежнему мечтать о подруге. Ждать её писем. Писать в ответ километровые трактаты с подробным изложением своих ежедневных мыслей. Лишь бы не погасшие глаза, которые Софья в первый же момент подметила у Веры. В молодости Вера могла жить только в состоянии пылкой увлеченности — как костерок, легко чахнущий без веточек. Если ей нечем было восхищаться, она это срочно выдумывала.
— С Парижем у тебя — поверхностное сравнение, — сразу воспротивилась Марина. — Ты же, Вер, судишь по картинкам, да по фотографиям. В самом-то Париже ты ни разу не была… Неизвестно, как там всё выглядит на самом деле.
— А знаешь, — грубовато перебила Марину Вера, чувствуя её правоту. — Это для русского восприятия очень типично — верить в образ. Обобщенная 'картинка' сразу передает суть, самое существо дела. Зачем блуждать по частностям?
— Вот потому мы и создать здесь ничего не можем, — сдержанно отозвалась Марина, — что пренебрегаем частностями.
Уловив Костины интонации и даже различив скрытые цитаты, Вера перешла в наступление:
— Ты готова уехать заграницу, потому что способна жить среди частностей — вдалеке от целостного, синтетического взгляда на вещи. А я — нет, — жестким тоном, как идейному противнику, отрезала она.
— Не знаю насчет целостного взгляда на вещи… Но, как любит повторять Костя, эта страна — не для жизни. Разве что — для философии, — ещё больше замкнулась в ответ Марина, теперь уже открыто ссылаясь на мужа.
Пусть Вера позлится. Если Костя прав, то не скрывать же этого — только потому, что кто-то бесится и подпрыгивает от одного упоминания его имени. Маринин голос зазвучал холодно и отчужденно. Никто друг на друга не бросался. Не кричал. Не бил тарелки. Но от взаимного холода, расползшегося по кухне, Софье стало не по себе. Она инстинктивно глотнула простывшего чаю, чтобы согреться.
— В этой стране тянет всеми способами 'ходить по краю' — колоться, запойно пить, обретать веру или, наоборот, отрекаться от неё и впадать в атеизм… Метать бомбы, устраивать революции. Стрелять в царя, бросаться на амбразуру и выдавать стахановские вахты, — с горькой насмешкой перечисляла Марина. — Здесь такое экстремальное ощущение жизни, как будто падаешь с парашютом и у тебя три минуты в запасе — на всё, про всё! А жить-то хочется по-человечески — спокойно, удобно.
Судя по интонациям, Марина была крайне задета. Мировоззренческие споры не слишком её волновали. Пусть каждый думает, что хочет. Но тон, тон, какой себе позволила Вера! Непримиримое выражение лица, колючие глазки, озлобление! Обычно Марина никому не позволяла так с собой разговаривать. Умела осадить обидчика одним взглядом. А уж выслушивать всё это от Веры, с которой она носилась, как с малым ребенком, — верх нелепости.