Читать «Выстрелы в Сараево (Кто начал большую войну?)» онлайн - страница 202

Первое заявление о том, что он не был вовлечен в покушение, Радован Казимирович сделал 5 ноября 1929 года в письме, отправленном из Белграда французскому писателю Альберту Мойсету (Albert Mousset). Этот француз опубликовал его заявление в своей книге. Казимирович, помимо прочего, отметил следующее:

«Я сомневаюсь, что масоны принимали участие в этом покушении. Во время наших несчастий (1915–1918) их печать, особенно в Женеве, пришла нам на помощь, ибо видела нашу погибель и поддержала наше желание возрождения. Но мы равным образом получили помощь в этом деле и от президента США госп. Вильсона, и от мировой интеллектуальной элиты. Я заявляю честно и категорично, что никогда не был членом масонства и, согласно тому, никогда не играл роль, которая мне приписана… Чудная мистификация! Верят, что Танкосич обратился ко мне как приятелю прежде, чем вооружил заговорщиков, и что я должен был для начала отправиться в Париж, Москву и Будапешт! На самом деле я даже не знал Танкосича. Я знал исполнителя покушения (Гаврило Принципа), поскольку был профессором, когда он готовился сдать экзамен, но я никогда не советовал убить Франца Фердинанда. Версия Чабриновича (которого я не знал), согласно которой я отправился по требованию Танкосича (его не знал, я это повторяю), чтобы консультироваться по Европе с масонами, точно так же отпадает. И нет никакого моего письма, которое связано с покушением, а если бы было, Австрия бы хранила его за семью печатями, и оно не могло бы исчезнуть. В стенограмме говорится, что какое-то мое письмо было найдено и потом потерялось. Что это значит? Очевидно, что ложь высосана с инстинктивным желанием впутать в покушение несчастную Сербию любой ценой. Между прочим, сама анкета ставила под сомнение (так в тексте. — И. М.) по той причине, что я, доктор права и профессор православной теологии, был притом агентом международного масонства».

(…) Казимирович в 1930 году пишет в Политике, что в 1913 году отправился в Вену, Прагу и Темен, а в 1932 году в той же газете пишет, что в упомянутом году выезжал только в Прагу. Столь явное противоречие в существенных вещах подтверждает, что Казимирович не написал все, что знал, или не написал всю правду. Казимирович в своем заявлении от 1930 года хвалит статью Йована М. Йовановича, опубликованную 4 октября 1930 года. Между тем Йованович в той же статье подчеркнул, что Радован Казимирович «едва и знал Танкосича»… Вопреки этому утверждению Йованача, Казимирович не исправил ни одной строчки в статье Йовановича. Разве на основании этого нельзя заключить, что он все-таки, пусть и слабо, знал Танкосича? Кроме того, трудно представить, что Казимирович, как сотрудник газеты Пьемонт — вестника организации Уединенье или Смрт, не знал Танкосича, который был в руководстве организации, издававшей эту газету.

От себя добавлю, что список странностей и противоречий на этом не заканчивается. Почему выпускник Киевской духовной академии, вернувшись в Сербию, обретается в глубокой провинции на мелкой, если не сказать мельчайшей, должности «суплента»? Почему в оккупированном Белграде он, как масон (или подозреваемый в масонстве), не попадает в лапы Гестапо, а беспечально служит в министерстве просвещения на ответственной должности? Почему после войны коммунисты не преследуют его как коллаборациониста?.. И наконец, почему белградские богословы не могут найти ни одного документа о его пребывании в их научных институциях?