Читать «Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели» онлайн - страница 43
Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)
Красин встал и откланялся, сославшись на то, что устал и ему надо ехать в Баилов.
Домой Красин возвращался на извозчике. Вдали шумел прибой. Дул сухой ветер, и луну закрыло облаками. В груди снова защемило. Неужели сердце стало шалить? Никогда еще оно не давало знать о себе.
Копыта лошади мягко постукивали по пыльной дороге. Изредка подкова ударялась о камень, и в темноте рассыпались белые искры. Завтра, наверное, ветра не будет…
Подъехали к электрической станции. Красин решил прогуляться возле дома.
Ему вдруг стало тоскливо, как бывало редко. Многие считают его более чем сдержанным, даже рассудочным человеком. Знали бы, какие вихри иной раз носятся в нем, побуждая броситься в нарастающие события! Да, впереди многие перемены, войны и потрясения…
От тюрьмы донесся крик часового. Красин глубоко вздохнул, махнул рукой и отправился домой — дел у него завтра хоть отбавляй.
Камера Ладо выходит в тюремный двор. По другой стороне тянется на желтой стене длинный ряд черных окон.
Ладо стоит у решетки.
Светает. Рассвет начинается с моря, которого за другим крылом тюрьмы не видно. Море угадывается, потому что облака, отражающие воду, подернуты бледной зеленью. Ночью шумел прибой, сейчас все стихло.
Арестанты спят. Политических, кроме Ладо, нет. Нет по букве закона. Но разве не окрашено политикой почти каждое преступление, совершаемое в государстве? За теми окнами спит татарин, который, защищаясь от побоев мастера-бельгийца, переломил ему кулаком переносицу. В одной камере с татарином — дети промысловиков. Они влезли в кухню ресторана, впервые за долгое время поели до сыта и заснули; разбудил их околоточный надзиратель. По соседству ждет суда рабочий — токарь. Инженер завода Ротшильда нанял в прислуги сестру токаря, принудил ее к сожительству и выгнал на улицу, когда она забеременела. Токарь ударил инженера сверлом. Старик-надзиратель, принимая Ладо, прошамкал беззубым ртом: «Ведуть вас, горемычных, и ведуть, уже и места живого нет, а конца-краю не видно, надоть новые тюрьмы закладывать». Чем неблагополучней в государстве, тем больше строится тюрем.
Вторую ночь плохо спится. От Авеля ни весточки, а ведь в Баиловке у него должны быть знакомые надзиратели — он просидел здесь целый месяц. Все ли с ним и с Вано благополучно? Какие глаза были у Авеля, когда он услышал, что Ладо хочет назвать себя! Авель не понимал, что другого выхода у Ладо не было — только открывшись жандармам, удалось бы спасти людей. Авель не представлял себе, как опасно все может обернуться для Виктора. «Нину», разумеется, искали давно, и на Бакрадзе — единственного человека, захваченного со шрифтом, взвалили бы всю ответственность за создание типографии. А для полноты картины, показывая свое рвение и свои успехи, жандармы могли присоединить к Виктору как сообщников и Дмитрия, и Евсея Георгобиани, и даже машиниста Циклаури. — Ах, вы уверяете, что вам ничего не известно? — издевательски спросил бы Порошин. — Однако, упорно вы запираетесь. — Всякое отрицание, даже идущее от правды, наводит жандармов на еще большие подозрения, и они искренне сочли бы арестованных политическими преступниками. Виктору грозила каторга, а к чему присудили бы остальных, бог весть. Но ведь ни один из них понятия не имел о «Нине», не знал, кто такой Датико. Разве должны были Виктор и другие безвинные люди отвечать за Ладо, сидеть в тюрьме, в то время как он разгуливал бы на свободе? Все, что угодно, — только не это!