Читать «Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели» онлайн - страница 176

Наступило молчание. Лунич посмотрел на тех четверых, что стояли над ним. Двое были одеты получше, и в их глазах нельзя было прочитать ничего, кроме спокойной решимости. Двое других старались не смотреть на него. В таком акте они, по-видимому, участвовали впервые. Заставив себя усмехнуться, он произнес:

— Поставьте меня. Я не хочу умирать лежа.

Они приподняли его, один распустил ремень, которым были связаны ноги, другой надел на голову Лунича шляпу.

Горбун скрипнул зубами.

— Приготовились!

Лунич посмотрел ему в глаза.

— Можно вас на два слова, господин Темур? Подойдите ближе.

Горбун сделал шаг вперед.

— На ваших письмах, — громко сказал Лунич, — сохранились отпечатки пальцев. Надеюсь, вам понятно, что это значит?

— Врешь, жандармская шкура! — крикнул горбун. Отскочив, он скомандовал: — Стреляйте!

* * *

Варлам отложил мою рукопись и сказал:

— Как убили Лунича, я помню. Жандармы были в панике, но тех, кто убил его, не нашли.

Он сидел, как всегда, прямо, не опираясь на спинку стула. Я обнаружил, что сижу сгорбившись, и тоже выпрямился. В глазах Варлама промелькнули веселые искорки. Я люблю смотреть в глаза ему.

— Скажи мне, сынок, — спросил он, — а какова судьба рисунков и стихотворений Ладо?

— Я ничего не сумел найти, как и биографы жизни Ладо. Тетради со стихами и рисунками или уничтожены, или лежат в каком-нибудь архиве, ждут, пока их разыщут и установят, кто был автор.

Варлам задумался.

На кухне Машо вполголоса напевала песенку. Потом она заглянула в дверь. Удивительно они с Варламом похожи — не внешне даже, а в том, как ходят, говорят. Есть люди, весомо опускающие себя на стул, есть другие — они неуверенно, робко, с боязнью даже садятся на табурет или на диван. А Варлам и Машо словно сливаются со стулом, на котором сидят, с землей, по которой ходят. Они не умеют и не хотят всегда заявлять о себе и только о себе, но они не умеют и виновато, снизу вверх смотреть на человека, будь он хоть трижды возвеличен и приподнят общественным, официальным мнением. И я, привыкнув к Варламу и Машо, чувствую себя с ними так, как в лесу, в горах, на море.

Варлам сжал мое плечо и спросил:

— Я не знал Темура, какова его дальнейшая судьба?

— Она за пределами книги. Вы уже знаете, что сказал ему перед смертью Лунич. Он выдумал насчет отпечатков пальцев, чтобы вселить в него страх. И Темур это понял. Он стал доносить на других революционеров, которые, как он считал, мешали ему выдвинуться, но, в конце концов, жандармы сумели установить личность автора анонимных доносов, и Темуру пришлось стать агентом охранки. История тех лет знает немало таких, как Темур. Вспомните хотя бы достаточно известного Азефа.

— Да, это самая мерзкая категория человечества, — сказал Варлам. — Ты заночуешь у нас?

— Нет, уеду.

— А ты знаешь, что и мы с Машо собираемся в путь?

— Вы?

— Да. Пойдем бродить. Сперва дойдем до Чар-гали, потом в сторону Кахетии, через Картли спустимся в Имеретию и дальше… Ходить по земле вообще хорошо. Когда идешь — то в гору поднимешься, на старую седую крепость взберешься и сверху на людей посмотришь, то спустишься в ущелье, взглянешь снизу на мир, и поймешь, что ты не великан, каким себе казался, когда стоял на горе, а трудяга-муравей, то пойдешь вброд через реку, и вода обдаст тебя пеной, и начнет бить камнями, и ты ощутишь боль от ударов жизни, услышишь, как она клокочет…