Читать «Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели» онлайн - страница 157

Подумав, Лунич решил, что Поклевский сказал правду, и на душе у него полегчало, как у человека, мимо которого прошла смерть, не задев его. «Долго жить буду», — решил он, засмеялся и пошутил с кучером.

С моста был виден Метехский замок. Лунич подумал о том, как, должно быть, скверно чувствует себя Кецховели. Ловко придумало тюремное начальство. Зимой сажает арестантов в холодный карцер с выбитыми стеклами в окне, с водой, просачивающейся сквозь пол, а летом — в карцер без окна, прилегающий одной стеной к печи и дымоходу тюремной кухни. Арестанты называют карцер «адским».

Лунич остановил извозчика, купил в цветочном магазине букет роз и поехал дальше.

Горничная, румяная девка, осклабилась, увидев его. Он бросил ей монету и вошел в комнату.

Амалия лежала в постели. В комнате пахло аптекой и еще чем-то.

— Здравствуй, моя… хорошая, — сказал Лунич, наклонившись над кроватью, и коснулся губами горячего, сухого рта Амалии. — Почему ты лежишь?

Он придвинул стул, сел, взял ее руку и стал целовать — от запястья до локтя.

— Прости меня, я был груб. Что с тобой, скажи мне?

Не выпуская руки Амалии, он с нежностью всмотрелся в ее лицо. Оно осунулось, пропала припухлость щек, глаза посветлели.

Он рассказал о своих планах.

Амалия приподнялась немного, подоткнула подушку, чтобы голова была выше и, смотря Луничу прямо в глаза, жестко сказала:

— Ты, оказывается, палач. Он засмеялся.

— Теперь у тебя нет больше причин сердиться. Какая ты была с ножом… Дай я тебя поцелую.

— Не прикасайся ко мне! Я говорю, что ты палач и по службе. Мне рассказали. Я думала, ты офицер. А ты, оказывается, мучишь арестантов в Метехи. Поэтому ты был таким со мной.

— Я следователь, Амалия. Ты ведь знаешь, что такое юрист? Следователь, прокурор, судья, адвокат…

— Нет, ты противный. Я думала, я поняла, тебе нравится быть таким.

— Перестань сердиться, я же сказал, что тебе нечего беспокоиться. Никто ничего не узнает. Сына я увезу.

— Ты грязный, — убежденно сказала она, — даже сам не замечаешь. Я как будто в пятнах, не отмыться. Сына у тебя не будет, никого не будет. Я вчера…

Лунич поверил ей сразу. Он понял теперь, чем пахло в комнате.

— Что ты натворила, — тихо сказал он.

Она перестала смеяться и холодно спросила:

— Думаешь, я боялась, что все узнают? Да я лучше бросилась бы в Куру, чем родила от тебя.

Она позвала няньку и сказала Луничу:

— Уходи.

Лунич побрел к двери. Его словно кто-то ударил под ложечку. Амалия ограбила, обворовала его еще до того, как он открыл для себя, что такое сын.

Он дошел до Дворянского собрания, выпил прямо у буфетной стойки полбутылки коньяку и снова вышел на проспект. Боль прошла.

Наверное, отец и мать того ребенка, которого он сбил конем, еще острее, еще оглушительнее переживали смерть сына, ведь сын Лунича еще не родился, а тот уже несколько лет бегал, смеялся, говорил. Сколько ему могло быть лет? Семь-восемь, не больше…

Лунич вернулся в ресторан Дворянского собрания, чтобы выпить еще коньяку. В дверях ему встретился полковник Габаев, высокий, худой, с неожиданно огромным, круглым животом, выпирающим из сухого туловища; лицо Габаева отличалось такой же странностью — длинное, скуластое, а подбородок тройной, словно взятый взаймы у другого, очень толстого человека.