Читать «Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели» онлайн - страница 119

Михаил Юрьевич Лохвицкий (Аджук-Гирей)

— В половине восьмого. Я прилягу. — Сандро вытянулся на скамье и заснул, подложив руку под голову. Он был очень горяч и подвижен, но, как и Ладо, легко засыпал. В дверь заглянул усатый жандарм. Сандро поднял голову, выругался и вновь задремал. Датико сидел рядом с ним, под глазами у него набухли мешки, и он казался теперь много старше своих лет. А как выглядит Ладо? Тоже, наверное, изменился: жизнь у него тяжкая. Не случайно он написал, что и на свободе не был особенно счастлив.

Жандарм ушел, его подкованные сапоги застучали по перрону.

Нико покосился на отца. Он сидел, откинувшись на высокую спинку скамьи, с закрытыми глазами, седые волосы распустились по плечам, большой крест на груди чуть поднимался от дыхания.

Нико посмотрел на узловатые, мозолистые руки отца. Сколько ему уже? Семьдесят пять? Нет, семьдесят шесть. Сколько помнит Нико, отец всегда вставал в три-четыре часа утра и кончал работу в поле и на огороде только с темнотой.

Нико так долго смотрел на загорелое, морщинистое лицо отца, что тот поднял веки.

— Что теперь будет? — сказал Нико,

— Что было, то и будет, что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем, — пробормотал Захарий. — А вы, безумцы, думаете, что можете изменить существующее от сотворения мира.

— Ты ведь любить его, — сказал Нико, — как ты можешь так говорить?

— И ты, и Сандро, и Георгий, и Ладо, и Вано, и Аната — все вы рождены от меня, но разве вы когда-нибудь меня слушали?

— Он хочет правды, хочет истины. В твоем же Екклезиасте говорится: и обратился, и увидел всякие угнетения, какие делаются под солнцем. Разве ты это не видишь, разве ты сам…

— Так было, так будет. Пойдем походим, у меня затекли ноги.

Они вышли на перрон. Пахло мазутом. На светлеющем небе черным пнем высоко срубленного дерева стояла горийская крепость.

— Вы все скрываете от меня, — сказал Захарий, — но я не слепой и не глухой. Я думал — вы несете слово, а человек должен жить не хлебом единым, но и всяким словом, исходящим из уст божьих. Однако и вы станете убивать, как тот, кто убил Авалишвили. В вас — его дурная кровь. И даже если бы вы не захотели убивать, вам придется, потому что тот, чей глаз насытился богатством, не отдаст его по доброй воле. Вы сеете ветер…

Они остановились и посмотрели друг на друга. В глазах Захария была теперь одна печаль. Он поправил крест на груди. И Нико вспомнил, как отец ударил этим распятием собаку за то, что она утащила из кладовой окорок.

— Отец, — спросил он, — ты веришь в бога?

— Верую, — не сразу ответил Захарий.

Он подошел к стене и вслух стал читать цены на проезд до Тифлиса:

— Первый класс — два рубля пятьдесят пять копеек. Второй класс — рубль пятьдесят три копейки. Третий класс — рубль две копейки. Нико, в третий класс возьми билеты. Слышишь?

Город, несмотря на утренний час, встретил их духотой и гомоном.

— Давай сюда! — кричали на вокзальной площади извозчики. — Эх, барин, прокачу. Ваши высокоблагородия, прошу ко мне! До Авлабара сорок копеек! За час — шестьдесят копеек! А ну, кому дрожки! Кому подешевле — дрожки!