Читать «Выстрел в Метехи. Повесть о Ладо Кецховели» онлайн - страница 101

— Выше всяких похвал, ваше высокопреподобие.

— Ну-ну, не льстите мне. Предупредите Ильяшевича и Шпаковского, чтобы все пока оставалось в тайне.

— Я могу идти, ваше высокопреподобие?

— Да. Впрочем, обождите. Шаревич подал мне эту вот челобитную.

Анастасий взял из рук ректора листок и пробежал его глазами. Гм, жалоба. Кабинет физики разорен, все разбито — и барометр, и воздушное огниво, и колокола воздушной машины, испорчен геронов шар…

— Ваше высокопреподобие, то, что излагает Шаревич, истинная правда, но средств у нас сейчас нет, придется отложить до начала будущего учебного года. Шаревич обойдется.

— Что ж, отложим, — пробормотал Иоанникий, просматривая другие бумаги. — Пригласите к себе Шаревича, ответьте ему.

Анастасий разглядел на столе приглашение к губернатору. В те дома, где бывал Иоанникий, Анастасия не приглашали. Всему свое время. Он сегодня навестит нового приятеля, владельца мыловаренного завода Яковлева, низенького розового крепыша, который уверяет, что чувствует родство душ с ним. Яковлев хлебосолен, хвастает новинками — телефоном и электрическим освещением, целует ручки дамам и, подмигивая, рекомендует им в духовники отца Анастасия.

Он не замечал, что архимандрит смотрит на него. «Улыбка какая бабья, — думал Иоанникий, — с такой физиономией только квасом торговать, а он уже магистр и инспектор семинарии. Немало их расплодилось за последние годы — таких Анастасиев, и во всех наличествует мужицкое упорство. Второй викарий его поддерживает потому, что сам — сын крепостной девки от графа Олсуфьева. Свой свояка видит издалека. Митрополит глуп, как пробка, и оба викария вертят им по своему усмотрению. Вот в таких руках судьба церкви. Наверху — дураки, пониже — Анастасии, которые стремятся превратить церковь в казарму. Недавно вице-губернатор жаловался: жизнь настолько усложнилась, что ею стало невозможно управлять. Всемилостивейший манифест об освобождении крестьян был поистине христианским решением, он, наконец, уравнял Россию с просвещенными странами Европы, но не укрепил ни власти самодержавной, ни веры. Самая большая трудность в том, что люди, имеющие идеалы, не знают, что делать. Главное — удержаться, не дать таким, как Анастасий, сбросить себя. Придет же время, когда церковь начнет нуждаться в умных людях!»

В камине затрещало полено, угли посыпались на ковер, Анастасий кинулся подбирать их, часть собрал в совок, а некоторые хватал прямо левой рукой и бросал в камин.

— Обожжетесь! — сказал Иоанникий. — Это не каштаны.

— Мы привычные, отец Иоанникий. Разрешите откланяться.

— Благослови вас бог, отец Анастасий.

Высокая дубовая дверь закрылась. Иоанникий встал и прошел к камину.

«Эх, неосторожно пошутил. Все-таки мы с ним столковались. А в практическом уме ему не откажешь. Да, он не прост, совсем не прост. И многого нахватался. Ишь, и насчет дремучести русской высказался. Думал, что разоткровенничаюсь с ним».

Часы захрипели и громко пробили шесть раз.