Читать «Вся проза в одном томе» онлайн - страница 288

Я радовался, что скоро уеду в Москву. Не мог дождаться этого счастливого дня — лишь бы скорее и дальше уехать от этого человека и не видеть его. Но как же мама? Хоть я и не уважал её — мне было её жаль. Ведь ей некуда было от него деться. А она всё же была мне единственным родным человеком, тогда как в нём я никак не мог ощутить родную кровь, а ощущал лишь обузу. Я собирался в Москву — и меня пугало уже то, что не захочется ехать домой на каникулы. А мама вынуждена была возвращаться домой каждый Божий день.

Если раньше я отовсюду торопился домой, где меня ждали любимые книги — теперь я искал любой повод сбежать и подольше не возвращаться. Лишь бы не видеть его гнилые зубы, которые он постоянно демонстрировал, улыбаясь мне; не слышать ту несусветную ахинею, что он нёс; не вдыхать этот запах тления, наполнявший всю нашу квартиру. Нигде я не чувствовал себя менее комфортно, чем дома. Я не мог читать, не мог учить языки, не мог сосредоточиться ни на чём. Мой отец постоянно искал общения со мной, а я с трудом выжимал из себя взаимность, чтобы его не обидеть. С каждым днём мне всё тяжелее становилось прикидываться, будто он тоже мне интересен.

Он, конечно, был мне интересен. Я не мог поверить, что он всегда был таким. Не мог понять, как могла моя мать выйти за такого человека. Но из его шизофренических речей я не мог выудить ничего сколько-нибудь связного. Почему он исчез? Почему вернулся? Почему стал таким? Всё это оставалось для меня загадкой. Даже мама первое время не могла ничего мне объяснить. Нам и не удавалось с ней хоть ненадолго остаться наедине. А если и удавалось — она всё так же, как и раньше, избегала разговоров о нём.

Отец не выходил из дома. Но очень скоро по двору поползли слухи. Соседские ребята, мои бывшие одноклассники, смогли составить о нём смутное представление, лишь пару раз увидев его в окно. Его физическое и умственное уродство стало притчей во языцех. Он стал излюбленной темой сплетен для всей округи. Отец Пашки Терентьева считался погибшим — но вдруг вернулся и оказался чокнутым. Выходит, наш умник, полиглот и «ботаник» — сын шизофреника. Никто не говорил мне этого прямо, но это читалось на лицах.

На меня стали смотреть с насмешкой, показывать пальцами, перешёптываться за спиной. Вечерами под окном собирались толпы соседских пацанов, чтобы поглазеть на легендарного психа. Хоть они и делали вид, что просто стояли — цель была очевидна. Обрывки его нелепых речей, неизвестно кем и как подслушанные, тоже гуляли по двору. Они и сами по себе были безумны, но по принципу «испорченного телефона» возвращались ко мне в ещё более извращённом виде. Вместо того чтобы стать моей гордостью — отец стал моим позором и сделал меня посмешищем.