Читать «Вся проза в одном томе» онлайн - страница 274

Но что же увидел Пантелей?

— Медленнее! — говорил своему ученику Феликс Маркович. — Ещё медленнее! Пока не найдёшь темп, в котором всё сможешь сыграть идеально!.. Нет, это быстро! Ещё медленнее!.. Ровнее, не ускоряй! Всё надо играть в одном темпе! Пусть он будет совсем медленный — но всё должно звучать чисто!.. Вот теперь ты нашёл нужный темп. Повторяй!.. Повтори ещё раз в том же темпе! Без ускорения!.. Ещё тысячу раз повторишь дома — и тогда сможешь чуть сдвинуть темп. Только чуть-чуть, едва заметно! Чтобы всё продолжало звучать идеально!.. А сейчас повторяй, повторяй и повторяй!.. Медленнее, повторяй, медленнее, повторяй!..

И тут Пан всё понял. Понял, зачем Феликс Маркович продолжал ездить в училище после увольнения. Наверное, тот и сам этого не осознавал. А приезжал он потому, что хотел работать любой ценой. Приезжал, чтобы испытать самого себя: сможет ли он переступить через свою гордость, попросить прощения у директора и вернуться на его условиях? Приезжал, чтобы в очередной раз пройти мимо кабинета Просняка в надежде, что на этот раз хватит смелости. Но каждый раз находил причины этого не делать. Быть может, мейстерзингеры и были этой причиной? Потому что заражали его своим пофигизмом? Или просто отвлекали его своим обществом и заставляли вновь и вновь откладывать задуманное на потом?

Но однажды Феликс Маркович Нежин сломался. Быть может, вчерашний концерт так повлиял на него. Ведь сегодня же воскресенье, и директора нет на рабочем месте. Значит, Нежин звонил ему домой. Он не стал откладывать, потому что боялся передумать. Решимость накопилась в нём и требовала незамедлительных действий. Он просто не мог больше тянуть. Надо было сделать это сейчас или никогда. И он позвонил, получил нового ученика и зал в воскресенье. Потому что директор торжествовал победу. Ведь он был прав, когда кричал давеча: «Вернёшься как миленький! Прибежишь и на коленях будешь прощения вымаливать!»

Феликс Маркович давно был пенсионером. Неужели ему не хватало пенсии? Хотя на пенсию в нашей стране, конечно, трудно прожить. Но училищная зарплата не очень-то спасала положение. И этот человек был слишком неприхотлив, чтобы поступаться своей гордостью ради этих унизительных подачек. Он сломался не потому, что помирал с голоду. Он просто не мог без любимой работы. Он не мог сидеть дома и ничего не делать. А ничего другого он делать просто-напросто не умел. У него не осталось иного выхода. Он был уже слишком стар и слаб, чтобы сопротивляться. Он хотел ещё хоть немного попреподавать скрипку в свои последние годы. И он просто смирился.

Пан молча покинул зал. Это было последней каплей.

Он спустился вниз и вышел на улицу. Там на бревне сидел Гера с компанией. Даже в воскресенье эти ребята торчали на своём излюбленном месте. Как и в первый день, когда он их увидел, они тоскливо глядели в сторону училища, но как будто бы сквозь него куда-то в бесконечную даль. Пан подсел к ним. Гера словно и не замечал его.