Читать «Вступление в должность» онлайн - страница 71
Лидия Александровна Вакуловская
А они… они что же? Они два месяца лазили по тайге, кормили мошку, увязали в болотине, сушились у костров, промывали в лотках песок по берегам каждой речки и ручья и просто в лужах после дождей в надежде, что на дно лотка осядут золотые знаки. Многое встречалось на пути: дикие олени и лоси, медведи, птицы, сопки и скалы, глыбы нетающего льда в глубоких теснинах — только золото не попадалось. Не то что самородки не валялись под ногами, даже мелкий песок ни разу не показался в лотках. «Найтём, найтём солята! — неизменно уверял их Касымов. — Исцо зима нет, лето исцо. Немноска хотить будим — найтём!» Словом, Павел Касымов не падал духом. И не столько под ноги смотрел своим одним глазом, сколько шарил им поверху, выискивая «мясо». Стрелял он из ружья не целясь — отлично стрелял. Завалил медведя и лосиху, щелкал куропаток. При таком проводнике у них не выводились свежее и копченое мясо и свежая дичь.
Зуева Касымов побаивался, во всем ему поддакивал.
После того как, покинув Ому, они недели две шатались по сухой тайге, где не было ни одного порядочного ручья, Зуев сказал Касымову, что в этих местах не может быть золота, и Касымов охотно согласился: «Не мосет, не мосет, там другой места бил! Нада искай та места. Там вода бил!» Они повернули круто на север, но вскоре наткнулись на горный хребет и пошли на восток, все дальше уходя от Омы. Касымову больше не верили, открыто говорили ему: «Касымов, сколько ты нас за нос водить будешь? Когда жилу покажешь? Не стыдно тебе такое богатство скрывать?»— «Ститна, ститна, — широко улыбался в ответ Касымов. — Сам не снай, где сёл тахта. Сдес сёл, там сёл, вся тайха сёл». Мишка, получивший уже у них укороченное имя Архангел, как-то в отсутствие Касымова брякнул: «Чикается с ним Зуев, а я б запросто. Придушить его, гада, и точка. В момент язык расшнурует». Зуев услышал, хотя и был в палатке, — составлял карту местности, по которой проходили. Быстро вышел из палатки и взорвался: «Вы мне эти тюремные замашки бросьте. Еще раз подобное услышу — и на все четыре стороны!» — «Да я так… шутку сшутил», — стушевался Мишка. «Никаких «так» и «этак», ясно?» — оборвал Зуев.
Но и сам Леон сказал однажды Зуеву: «Неужели вы до сих пор Касымову верите? Какой смысл, что он с нами ходит?» — «Есть смысл, студент, — похлопал его по плечу Зуев. — Рано или поздно Касымов себя выдаст. Он мне как указатель нужен, влево пошел: «Мины!», вправо: «Мин нет!» Леон спросил тогда Зуева, почему они обходят сопки и почему он считает, что в сопках искать не стоит. «Ну, во-первых, — сказал Зуев, — металл может быть и в сопках. Во-вторых, в сопках тоже стоило бы искать. Но, во-первых, Касымов скорее всего наткнулся на самородки во время охоты. Во-вторых, вряд ли он охотился в сопках. А в-третьих, вероятнее всего, он не отрывался далеко от поселка, а мы ушли от Омы изрядно. И все это надо учитывать».
И вдруг в лотке у Яшки Тумакова взблеснули знаки.
В тот день они вышли к широкой реке с галечным дном, решили там заночевать. Пока ставили палатку да подтаскивали сухостой для костра, Яшка Тумаков, не принимавший в том участия, бродил по берегу с лотком, промывал песочек (любой грунт, даже самый черный и вязкий, геологи называли песком), и неожиданно заорал: «Знаки!.. Братцы, натуральные знаки!..» Яшка уже бежал с лотком к палатке. Его окружили. Стукаясь лбами, заглядывали в лоток. На дне лотка темнела разжиженная водой земля, в ней поблескивали желтые крапинки. «Пластинчатое золото», — определил Зуев. Обнял своей одной рукой Яшку и спросил Касымова, тоже сунувшего свой нос в лоток: «Ну что, Павел, наверно, ты в этих местах самородки находил? Видишь, золото живое!» — «Стесь, стесь, — закивал Касымов. — Такой рецка бил, такой сёпка», — указал он рукой на высившуюся вдали шарообразную сопку. Касымов улыбался, и это означало: «Мин нет!» Зуев не мог не понять этого, но не подал виду. Подцепил кончиком ногтя желтую пластинку, сказал Алене: «Держи на память, Сероглазка», — и стряхнул крупинку ей на ладонь. Алена впервые видела добытую из земли крупицу золота и, разглядывая ее, сказала: «Какое оно… непонятное даже… И ничего в нем нет красивого».