Читать «Вступление в должность» онлайн - страница 64

Спустя неделю они ввалились в избу Павла Касымова, донельзя измученные, но ни на йоту не поддавшиеся унынию, ибо Зуев и уныние были несовместимы, а Зуева они уже боготворили. За эту неделю он стал для них эталоном мужества и выдержки. Будучи старше каждого из них всего на восемь−десять лет, он казался им чуть ли не стариком — все прошел, все видел и все знал. Он учился геологии в Ленинградском горном институте, в последний предвоенный год искал руду в Казахстане, в войну стал сапером. Потеряв руку, потеряв в блокадном Ленинграде жену, двухлетнюю дочь и всех своих близких, Зуев в 1943-м подался на Север искать золото, провел три экспедиции, открыл два золотоносных района с богатым содержанием металла. Тайгу знал как собственный дом. С одной рукой быстрее любого из них заставлял вскинуться костром сырые ветки, свободно ориентировался в лесной глухомани. Он научил их быстро готовить пюре из сушеной картошки, варить «полевой суп», соорудить земляную печь, на которой можно жарить отличные пухлые лепешки. И не щадил себя, первым входил в ледяную воду, если требовалось перейти вброд какую речушку, и наравне со всеми тащил на себе тяжелый груз. Такой начальник внушал не только уважение — вчерашние студенты преклонялись перед ним.

Алену он жалел. Еще при выходе из Орумчана велел ребятам разделить между собой поклажу Алены и сам проверил тяжесть ее рюкзака. Та сопротивлялась: «Это несправедливо, — говорила строптиво. — Я такая же, как все. Зачем эти поблажки?» — «Разговорчики! — строго отвечал он. — Кто начальник партии — я или вы?» Да и потом, уже на переходах, он постоянно спрашивал: «Устала, Сероглазка, или держишься? Если здорово устала, будем привал делать». — «Нет, ничуть», — упрямо отвечала она и краснела при этом, оттого что говорит неправду. На самом же деле ей было трудно в этом переходе. Алена и вообще-то не отличалась крепким здоровьем, была бледная и хрупкая, две косички соломенного цвета (собиралась после экзаменов сменить их в парикмахерской на завивку, но не успела) делали ее похожей на школьницу, которой еще не год и не два предстояло сидеть за партой и пачкать чернилами пальцы. К тому же на базе в Орумчане не нашлось сапог ее размера, пришлось обуться в сорок второй номер, и случалось, что нога Алены, попав в выемку среди камней или поваленных деревьев, оставалась в одном носке, без сапога и портянки. Но Алена не жаловалась и не хныкала, старалась быть «как все», потому и обижали ее всяческие скидки на «женский пол» и особое внимание.

Зуев не был человеком, о котором можно было бы сказать односложно — весельчак, молчун, сухарь, угрюмец и так далее. Иногда он замыкался, молчал часами, на вопросы отвечал сдёржанно и сухо. И вдруг, после этой затяжной замкнутости, после долгого ухода «в себя», мог неожиданно расхохотаться, заметив на дереве какой-нибудь причудливый нарост, пародирующий зверька, или птицу, или же человека. Иногда он насвистывал и принимался напевать, шагая впереди своей партии, азартно постукивал палкой по стволам и веткам (все они шли, опираясь на крепкие палки, выструганные из лиственниц) и в хорошем расположении духа тоже мог пребывать часами. А случалось, в нем просыпался страстный мечтатель, и однажды на привале, за торопливым ужином, потому что все чертовски устали и спешили поскорее покончить с едой да завалиться спать, Зуев вдруг пустился рисовать им будущее этого глухого нехоженого края, где, по его словам, этак лет через двадцать вырастут, как грибы после дождика, прииски, я в государственную, отощавшую за войну казну рекой потечет золотишко, найденное ими и такими же скитальцами-геологами.