Читать «Всемирный следопыт, 1930 № 08» онлайн - страница 22

Михаил Ефимович Зуев-Ордынец

Плохо горят, но не греют. Парка у меня в инее. У оленей в ноздрях лед. Хорошо бы найти дров, хорошо бы разложить костер. Но кругом голубые снега, кругом тундры Средней страны.

Я приподнялся и сел. Услышав это, человек перестал петь. Встав со снега, он шагнул ко мне.

— Ана дорово, Ненач! (здорово, человек!) — спокойно приветствовал он меня.

Человек! Как иначе он мог назвать меня.

Изумленный донельзя странностью встречи, я ответил самоеду приветствием его далекой родины:

— Здорово, человек!

В наших приветствиях, несмотря на внешнюю холодность, звучала радость встречи в Средней стране двух человеческих существ.

Так произошла первая и последняя встреча Голубоглазого и Выку Нэркагы, певца полуострова Я-Мала.

ПЕСНЯ В ПОЛЯРНОМ БЕЗМОЛВИИ

В ту запомнившуюся навсегда ночь я присутствовал при незабываемом зрелище. Я видел, как рождается в полярном безмолвии человеческая песнь. За предложенной мной скудной трапезой из мерзлого оленьего мяса мы обменялись скудными сообщениями о себе и о причинах, заставивших нас пересекать Среднюю страну.

— Я зовусь — Выку Нэркагы, Пушной Человек, — сказал он, — ловко раскалывая ножом кусочки мяса на тонкие пластинки. — Работаю оценщиком мехов в фактории Госторга в Халмер-Седе. Еду в Москву на с'езд советов. Выбран племенами тундр Таза и полуострова Гыда-Ямы.

После ужина, уступая моим настойчивым просьбам, Пушной Человек спел две песни, вылетевшие из его горла легко и свободно.

— Я с детства пою, — смущенный моим интересом, закуривая трубку из мамонтовой кости, признался он. — Почему пою — не знаю. Другие не поют, разве только когда напьются веселящей душу водки. Известен я этим. Земля отцов — Я-Мал и весь Таз — зовет меня за пение Веселым Горлом. Когда сердце захочет, тогда и пою, что в ум придет. Вот и сегодня сердце песен просит. Какую тебе, Ненай Ненач? Хочешь спою, как я охотился в Гыда-Яме за голубым песцом?

Несколько мгновений Выку молчал, следя взглядом за переливами сияния, потом закинул назад по-волчьи голову, и из горла его снова понеслись низкие, клокочущие звуки:

Ночь голубая, как песец, за которым я охочусь. Сплю в снегу Ного дразнит меня. И я вижу только кровавую нить, тянущуюся из горла пойманных куропаток рядом со следом. Ночью ты спишь, богатый зверь. Ты спишь, а я ищу твое лежбище. Но рано или поздно я все равно найду и убью тебя, Ного. Убью и шкуру твою выну в фактории из-за пояса и брошу с веселым сердцем перед русским.

Потом, пугая искавших ягель оленей, зазвучала гортанная песнь о Большом Человеке.

— Эгой! — пел на резком наречье самоедов Я-Мала, раскачиваясь из стороны в сторону, Выку-Нэркагы.

Дым костра поднимается и исчезает вверху чума. Так же, как поднялся и ушел от нас Ленин. Э-гой!.. Он ушел от нас в Течида-Иры, морозливый месяц Ленин — Большой Человек. Он ушел, но следы его слов остались как следы лыж на снегу. Э-гой!.. Мы пойдем по этим следам на охоту за злыми людьми. Мы будем безжалостны к ним так же, как мы безжалйстны к оленьим зверям