Читать «Всего лишь барбос!» онлайн - страница 5

— «Адреса своего вам пока не посылаю, потому как должны перевести меня в другой госпиталь на длительное лечение…»

Письму поверили. Ведь оно было настоящим. Долго вынашивал его Шурка в сердце, и не только в сердце. Чтобы пропахло солдатским потом, несколько дней носил его за ремнём у тела. И треугольный солдатский штамп из резинки вырезал.

— Шура, сынок! — заметив Шурку, кинулась к нему мать. — Жив отец-то наш, жив!..

За эту живую радость и слёзы простил Шурка матери и новую косынку, и отлучки из дому по вечерам. Да и где ему было разобраться во всех тонкостях бабьего сердца? Он хотел одного — чтобы вернулся отец.

Вечером, когда было пересказано великое множество похожих случаев и растревоженные бабы разошлись, пришёл дядя Петя. По его лицу было видно, что он знает всё во всех подробностях. Охотников доложить нашлось немало.

— Дай почитать, — коротко сказал он.

— Что уж читать, небось всё знаешь. — Мать нехотя протянула ему треугольник.

Дядя Петя оглядел его со всех сторон (у Шурки замерло сердце) и стал медленно читать.

— Да-a, бывает. Хорошо, когда человек из могилы встаёт. Так он тебя Ольгюшей звал? — И, помолчав, сказал: — Выйдем на минутку…

Мать взглянула на Шурку.

— Я от него не таюсь. Поспешили мы с тобой, Петя…

— Да я ничего. Муж законный, не кто другой, радоваться надо. Только…

Дядя Петя махнул рукой и вышел.

Мать рванулась к захлопнувшейся двери:

— Не серчай, Петя, у меня сейчас в голове семьдесят семь берёз, и все в разные стороны клонятся!..

СУД НАД ЭЛЬКОЙ

В каждом дворе кого-то проводили на фронт, И когда почтальон приносил письмо с фронта, его приходили послушать с самой дальней заречной стороны и в конце концов зачитывали до дыр.

Когда приносили не письмо, а небольшую бумажку — похоронную, — в которой стояли знакомые страшные слова «Пал смертью храбрых», об этом узнавали сразу и долго то тут, то там раздавался плач, похожий на вой.

Вестями с фронта село жило, как одна семья…

Но вот от двора ко двору поползло страшное слово, страшнее смерти, — «дезертир». Тихий дядя Гриша, Элькин отец, не ранен, не убит, а бросил своё оружие и сбежал с фронта. Толком никто ничего не знал, но Элькину мать, инструктора райкома, сняли с работы. Значит, не зря.

Элькин домик на берегу реки стали обходить стороной, даже по воду нашли другую тропку.

Вот уже несколько дней Элька не приходила в школу. Домик будто вымер.

Соседка по огороду видела Элькину мать рано утром над обрывом. Голова у неё была седая.

— Стало быть, поседела, — вздыхала соседка, не зная, жалеть Элькину мать вслух или не надо.

Женщины с суровыми, постаревшими лицами молча качали головами. Все будто ждали чего-то: то ли объяснений, то ли ещё каких-то вестей, которые докажут, что произошла ошибка и дядя Гриша не трус, не предатель, а честно сложил голову в бою. Но такие вести не приходили.

Юля Павловна, учительница четвёртого класса, послала Лесю, Томку и Ларису к Эльке, чтобы они уговорили её ходить в школу. На уроке она рассказала несколько случаев, как в революцию дети отрекались от отцов, которые шли против Советской власти, и под конец сказала, что дети не в ответе за отцов, тем более такие маленькие, как Элька. Из Эльки, конечно, получится хороший советский человек, только нельзя её оставлять одну. От горя человек один дичает и не может разобраться, где настоящая правда.