Читать «Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (Авторский сборник)» онлайн - страница 81
Леонид Наумович Финкель
А ты долгие годы верил, что писатель должен быть общественником и чуть было не собрался жить в гуще масс! «Кто масс сторонится, – говорила Революция, – писатель плохой, даже вредный…»
В юности я доходил до черты и слышал: исчезни!
Теперь и я исчезал.
На сегодня чуть ли не все мертвы – какой-то разгул геноцида, и не свалить на генерального секретаря…
Сколько есть еще жизни: минута, сутки, десятилетие? Что нужно припомнить?
«Смотри на меня и молчи!..»
Жалоба, спетая на одинокой флейте.
Оставайся за своим письменным столом и прислушивайся. Прислушайся и жди. Будь неподвижен и одинок. И мир принесет себя к тебе. И раскроется перед тобой. Он не может поступить иначе, потому что из тебя исходит Книга…
Жизнь еще есть: минута, сутки, десятилетие:
– Браво, Рахель-Рейзл! Я подобрался к самой сути: любовь преследует истину…
Вокруг меня становилось все пустынней. И сам я растворился в этой пустыне…
Чувство любви ушло.
Любовь осталась.
Над небоскребами батальонами блуждали облака, пытаясь заглянуть в окна квартир стоимостью в один миллион долларов. И только тюрьма «Цальмон» стояла особняком. Я смотрел ввысь и видел, как ветер все подгоняет и подгоняет облако с людьми к этой тюрьме.
И оно вдруг начало опускаться…
«Боже, – подумал я, – у них нет даже карты подъезда к этой тюрьме, они же будут блуждать по пустыне неизвестно сколько лет. А там, в тюрьме «Цальмон», прохладно и даже хумус дают на завтрак и ужин… И вообще, отдельные камеры для людей и для богов… Тем более сами приглашали… Так сказать, по первому хрюканью чиновников… После торжественной части легкое угощение…»И тут в комнату вбежала Рахель.
– Господи, жива?! И обманула всех?!
– Нет, просто любящий не должен играть по правилам…
И еще что-то отвечала. Горячо, пламенно. Но я ничего не разбирал, пока не понял, что она говорит на иврите. Но что ж именно она говорит?
И я начал отвечать ей так же горячо, так же пламенно, почти на беглом святом языке. Это было сродни колдовству. Мы перебирали слова, складывали строки и без устали толковали и перетолковывали их значение и смысл. И пока в запасе было хоть одно слово, я знал: есть, есть чем поддержать свой дух!..Как никогда я хотел писать. Но что-то странно отвлекало. На стене билась припадочная тень Достоевского. Тикали всеобщие часики.
...
1997–2010
Поминать меня в радости… (Шолом-Алейхем)
– Я – еврейский писатель.
– Как вас звать?
– Шолом-Алейхем.
– Шолом-Алейхем? Жить вам, значит, миром и ладом!
– Того же вам и вашим чадам!
– Что же вы поделываете, пане Шолом-Алейхем?
– Что же нам поделывать? Пишем.
– Что пишем?
– Что нам писать? Что видим, про то и пишем.
– Что же дают вам писания, которые вы пишете?
– Что они могут дать? Горести, колики, слёзы, обиды, муки, страдания, тревоги…
– И это всё?
Шолом-Алейхем
