Читать «Всё лучшее в жизни либо незаконно, либо аморально, либо ведёт к ожирению (Авторский сборник)» онлайн - страница 150

Вот еще день из длинной вереницы… День, когда Уильяму Шекспиру сообщили, что любимец королевы Уолтер Рэлей, философ, историк, поэт, мореплаватель, решил основать «Школу ночи». И весьма вероятно, на урок пожалует сама королева.

Только что стихла эпидемия чумы.

Лондон представлялся Уильяму огромной гробницей, в которой таилось нечто запретное и острое и вместе с тем обыденное – чувство смерти.

Но вот открылись театры. И это была не идея, не концепция – реальность: Уильяму хотелось на сцену.

Поэт Дэннель сказал Шекспиру:

– Чтоб я грязнил бумагу продажными строками?!

О, нет, нет! Стих мой не уважает театра. Надо писать стихи. Только стихи. И пусть они хранятся в шкатулке королевы.

Все знали, что поэт влюблен в королеву Елизавету.

Дворцы, в которых люди жили в ту пору, не были созданы для уединения, и нравы того не требовали. Комнаты – спальни, библиотеки, кабинеты – располагались анфиладой. Через них поминутно сновали придворные.

И Дэннель мечтал, как хорошо было бы поутру заглянуть в спальню к Елизавете, раздвинуть полог и пожелать ей доброго утра. Но Елизавета предпочитала флирту изучение древних языков и преуспевание в неженских занятиях: – «Желтый чулок!» (это она подарила Англии моду на желтые ажурные чулки французского производства – да будет стыдно тому, кто плохо об этом подумает!)

А вообще, в этом салоне все писали сонеты.

«Кто нынче не пишет сонетов?» – думал Шекспир.

Лет сто пятьдесят тому назад поклонники Италии и подражатели Петрарки ввели в английскую лирику сонет, и поговаривают, только за последние пять лет в Англии напечатано более двух с половиной тысяч сонетов. А написано – бесчисленное множество…

Все постоянно слушают итальянскую музыку, читают итальянские новеллы, восхищаются итальянской живописью. В светлых просторных комнатах распространяется благоухание от стоящих в углах курильниц, привезенных из Италии…

…Шекспир пошел на эту «Школу ночи», цинично улыбаясь и представляя другую ночь – с прелестницами, в «шестнадцати позах Аретино»…