Читать «Всё изменяет тебе» онлайн - страница 223
Гвин Томас
— Я принесу тебе поесть и попить. Ты, надеюсь, не в претензии, что тебе придется пожить здесь некоторое время? Я дам тебе на чем спать.
— Я сделаю все, как ты скажешь. Ты добрая душа…
— В ближайшие несколько дней целой куче наших ребят придется скрываться у меня. Вот почему я особенно осторожен с этими солдатами. Стоит мне только подать им самый малейший повод, и ояи за милую душу спалят мой трактир.
— Мне жаль, что я не заговорил с тобой, когда заходил к тебе в прошлый раз. Ты помнишь?
— Конечно. Ты арфист, дружок Джона Саймона.
— Джон Саймон умер.
— Я слышал об этом.
— Мне следовало тогда заговорить с тобой. Но в тот день я собирался сбежать, и больше мне ничего не нужно было. Я уж даже тронулся в путь — на Север подался, но повернул назад.
— Ты тогда только — только вышел из тюрьмы. Всякий человек имеет право побыть немножко в одиночестве, если ему пришлось пережить столько, сколько тебе.
Пока Джеймсон уходил, чтобы принести мне поесть и попить, я снял с себя пальто и положил его в углубление стены. Джеймсон принес немного холодного мяса и стакан рома. Выпив половину рома, я перестал обращать внимание на крыс, которые громко возились где — то поблизости.
— А те люди, — сказал я, пока Джеймсон промывал и бинтовал рану на моем плече, — те люди, которые сидели тогда у твоего камина, они, как видно, собирались заговорить со мной. Держу пари, что я показался им каким — то чудаком и не совсем в себе.
— Им хотелось перемолвиться с тобой словечком. Они хорошие ребята, шахтеры из Лэгли Уэй. У них было желание поздравить тебя с освобождением и помочь тебе, чем только можно.
— Передай им мою благодарность. А где они теперь?
— У Лонгриджа.
— Надеюсь, что им по — настоящему повезет, а не так, как нам… Эх, лучше бы мне не совать свой нос во все эти дела! Не умею я отвечать за чьи — либо жизни, кроме моей собственной. Умер Джон Саймон…
— Ты уж сказал мне об этом.
— По словам Бартоломью, его похоронили за оградой какой — то часовни, под березой.
Джеймсон промолчал. Я машинально жевал, не чувствуя ни голода, ни вкуса, кусок мяса, что поменьше. Он казался мне не вкуснее подошвы.
Я допил ром. В голове моей бродили до ужаса ясные и леденящие мысли о Джоне Саймоне.
— Во мне все еще нет великой ненависти, я не нашел пути к той великой бескорыстной любви, к самоотречению, которые для большинства из вас сделались опорой в жизни. Но я становлюсь более зрелым, и меня все сильнее тянет к этим мыслям и чувствам.
Я помахал рукой в том направлении, где, казалось мне, находился замок.
— Это ужасное место, одно из самых ужасных мест на земле. Надеюсь, что они сожгут его…
— Хороший он был парень, этот Джон Саймон… Ну а теперь я принесу тебе тюфяк и одеяло. И когда я постелю тебе, постарайся заснуть, арфист. Тебя знобит.
Я прятался в погребе Джеймсона целых два дня. Каждый раз, когда хозяин трактира спускался ко мне, он сообщал мне новости о непродолжительной, но бурной борьбе, происходившей между немногочисленными и плохо вооруженными повстанцами под руководством Лонгриджа и получившими подкрепление отрядами драгун и пехотинцев под командой Уилсона, того самого офицера, которого я впервые встретил в доме Пенбори. Отряд рабочих, напавших на Мунли, успел нанести противнику некоторый ущерб, но при отступлении напоролся на регулярные войска, шедшие ускоренным маршем с востока на поддержку Уилсона. Отряд разбит наголову.