Читать «Всё изменяет тебе» онлайн - страница 205

— Это должно звучать для меня утешением, но утешаться нечем. Чашу скорби надо делить с другими, говорю я. Грязь, непотребство будут всегда существовать — зачем же делать вид, что не видишь их?

Я обвел глазами эту теплую, богатую, прекрасную комнату с чувством, почти близким к боли от мысли, как странно и неожиданно я дошел до знакомства с нею, как странно и неожиданно я расстанусь и раззнакомлюсь с нею через несколько минут.

— Хорошо, конечно, стоять от всего в стороне. Но никто на земле не заслужил этого права, никто.

Элен поднялась и подошла к небольшому столику орехового дерева, стоявшему в одном из углов, отперла ящик, беззвучно скользнувший из — под ее руки, и извлекла длинный белый конверт.

— Это вам пригодится, — сказала она.

Она передала конверт мне, и я взял его, с любопытством взвесив на руке.

— Что в нем?

— Деньги и пароходный билет на поездку в Америку. Там вы сможете найти для себя новую судьбу. Здесь вас будут травить, пока окончательно не свалят. Вы проиграли свою битву. Отныне вы только помеха и с каждым днем будете становиться все более обтрепанным и бессловесным. В глазах закона вы — некая разновидность бездомного бродяги. Для Плиммона, а возможно и для меня, когда я обрасту твердой корой, вы превратитесь в дичь, которую будут преследовать более или менее энергично.

— А если кора не затвердеет и вам также понадобится переменить почву?

— Морской транспорт существует для всех. И если почва окажется для меня слишком жесткой, я, может быть, найду вас по ту сторону океана.

Я встал.

— Это не обещание, нет?

— Даже не намек на обещание. Кора, надо полагать, затвердеет, а такой хорошо ухоженный корень, как мой, вероятно, пожелает спокойно оставаться на месте.

— Я тоже так думаю и рад, что это так. Обещание — это вроде как бы кляп, которым затыкают рот на все последующие времена. А мне еще хочется попеть в жизни. Я никому ничего не обещал и никто не обещал мне ничего, разве что песенку, немного снеди или невзыскательную любовь. Все обещания — ни к чему. Стоит жизни разок ударить нас, и мы остаемся с меньшим количеством зубов, чем раньше. Вы были добры ко мне. Я буду помнить вас. Я буду думать о вас. И если когда — нибудь снова столкнусь с вами лицом к лицу, я, может быть, буду странно смотреть на вас и странны будут мои слова. Но я не сомневаюсь, что в душе моей, будет звучать великолепный гимн счастью. Думаю, что некоторая доля моих беспокойных ночей непременно будет посвящена вам. Больше я ничего не скажу. Прощайте.

Джабец вывел меня из дому. Я застыл на момент при выходе, чтобы приучить свой организм к холоду. Затем, крепко зажав в руке длинный белый конверт, я направился к жилищу Кэтрин, хотя в этом моя воля и, казалось, даже мои ноги участвовали только наполовину.

19

Когда я подошел к домику, ни в одном окне не видно было света. Я тихо постучал, и Кэтрин открыла мне. Не было света и внутри, если не считать отблеска от полного дров камина. В полурассеянном мраке мне с трудом удалось различить очертания человек десяти, из которых ₁ одни стояли, другие сидели. Маленькая кухня казалась переполненной. Я узнал того, кто выдвинулся вперед, чтобы пожать мне руку. То был Эдди Парр. Остальные мужчины тоже окружили меня, их взволнованные приветствия и поздравления слились в общий хор, но все же звук голоса и характер прикосновения Эдди отличались какими — то особыми свойствами. Была в нем такая чуткость, а во всем его теле и в самих нервах ощущалась такая неустрашимость >и настороженность, от которой мне начинало казаться, что жизнь не вечно будет оставаться такой грязной, дурацкой глыбой, как сейчас. Я рад был видеть его, и радость эта окрашивала богатым музыкальным звучанием все мое существо. Я сел рядом с Эдди вблизи камина, Кэтрин собралась было что — то сказать, но вдруг наклонила голову набок и сделала всем нам знак молчать. Первые несколько секунд я не слышал ничего, а затем до меня донеслось цоканье лошадиных копыт на тропинке, ведущей в гору. Мы сохраняли безмолвие и тишину, пока цоканье не заглохло.