Читать «Вредная волшебная палочка» онлайн - страница 51

– Пришли в восторг, – ухмыльнулась я.

– В неописуемый, – уточнила Монтини, – надо сказать, что цыгане сами были виноваты. Они сразу стали разбойничать. Мужики крали у обитателей окрестных деревень все, что видели, грабили магазины. Бабы приставали на платформе к тем, кто ехал на электричках: «Позолоти ручку, погадаю». Цыганята бегали по домам, клянчили деньги, еду, одежду. Кое-кто сначала жалел детей, которые в осеннюю распутицу босиком по грязи шлепали, но потом доброе чувство пропало. Народ сообразил: для ромал воровство – это образ жизни, доблесть, а не грех. Селяне стали роптать, сначала тихо, потом засыпали жалобами местные органы власти, те ответили:

– Руководство страны намерено перевоспитать цыган, дать им нормальные профессии.

Коренные жители возмутились, раздавались голоса:

– Нам что, надо заткнуться и терпеть разбой?

И конечно, аборигенов злило, что цыгане живут намного богаче их. Таборные женщины ходят все в золоте, во дворе каждого дома стоит по машине, а то и по две-три. Невиданная для советской страны роскошь. Их барон враз подружился с местной элитой, стал дорогим гостем на днях рождения подмосковных коммунистических вождей. Начальник милиции, главный редактор районной газеты и прочие большие и малые шишки были вась-вась с ромалами. В больнице цыганам предоставлялись лучшие палаты, в магазинах дефицитные продукты из-под прилавка. Ковры, холодильники, стиральные машины без талонов, без очереди. Деревенские-то жили трудно, у многих были избы-развалюхи, денег на ремонт не могли накопить. А цыган поселили в новые дома, там были и газ и водопровод. Опенкинцы же таскали воду из колодцев, использовали газовые баллоны. Ну и кому это понравится? Сельские дети только плакали. Если кому-то из них родители на велосипед накопили, то с железным конем приходилось спать в одной комнате, иначе утром его во дворе не найдешь. И окно в спальню закрой, иначе залезут и утащат дорогую вещь. Черные времена в районе настали. Уж как цыгане безобразничали! А милиция на все глаза закрывала.

Бунт случился, когда в больницу в тяжелом состоянии угодил Никита Махонин, единственный сын медсестры Лены. Та, наивная, влюбилась в цыгана, который русской девушкой не побрезговал, сам ею воспользовался и приятелей пригласил. Изнасиловали Лену несколько человек, несчастная еле живая в свою больницу приползла, медики вызвали милицию. Тут уж глаза нельзя было никак закрыть, женщина-то не велосипед. Но никого не задержали, да еще Лену виноватой представили. Дескать, она не пойми с кем шлялась, оговорила ромал. У них алиби, в тот вечер, когда Елену изнасиловали, те, на кого она указала, якобы пели на дне рождения у богатого цыгана на Рублевке. И он подтвердил, что позвал их. Всем было понятно: ворон ворону глаз не выклюет. Народ возмущался, сидя на своих кухнях. Действовать решил один сын медсестры. Десятилетний Никита пошел в Комариху и вылил ведро нечистот на дверь барона. Мальчика поймали, избили, он угодил в больницу. Милиция встрепенулась, но потерпевшим признали не ребенка, который от отчаяния совершил глупый поступок, а… барона. Где-то через месяц после того, как школьник очутился в реанимации, Комариха запылала. Кто-то поджег село, которое построили в спешке. Дома, которым завидовали местные, оказались плохого качества, они мигом вспыхнули факелами. Пожарная машина приехала не сразу, она в том околотке была одна, а ее команда состояла из тех, кто жил рядом. В цистерне быстро закончилась вода. Парни в робах просто смотрели на огонь. В тот день тьма цыган погибли. Остальные поняли: они довели деревенских до ручки, люди решили сами с ворами, мерзавцами бороться, на власть не надеяться. Через сутки Комариха опустела. Те, кто выжил, уехали незнамо куда. И вот, я думаю…